Скотт встал коленками на губку, не обращая никакого внимания на лившуюся на него отовсюду воду. Его взгляд был прикован к кучке кусочков печенья; от ненависти к преследовавшему его року губы сжались в одну тонкую бескровную полоску.
— Что толку? — бормотал он, резко сжав кулаки. — Что толку? — Капля воды упала прямо перед ним, и Скотт с яростью обрушил на нее кулак. Потеряв равновесие, он свалился на губку лицом вниз. Под тяжестью его тела ноздреватая поверхность губки продавилась, и снизу в Скотта ударили потоки воды.
Трясясь от ярости, он перепрыгнул на приступку и крикнул, не понимая, к кому именно обращает свой гневный выкрик:
— Вам не удастся сломить меня!
Скотт стиснул зубы, и в следующем его выкрике прозвучали непреклонность воли и вызов року:
— Вам не удастся сломить меня!
Он загреб пригоршни сырого печенья и высыпал его в сухом безопасном месте — на черной нижней полке водогрея.
«На что годится сырое печенье?» — спросил рассудок.
— Оно высохнет! — ответил Скотт.
«Оно раньше сгниет», — не унимался рассудок.
— Заткнись! — прорычал Скотт и подумал: «Боже».
Затем скатал, как снежок, шарик печенья и швырнул его о стенку водогрея. Шарик расползся по металлу.
Вдруг Скотт засмеялся. Неожиданно все, что произошло в последние минуты, показалось ему уморительно смешным: он, ростом в четыре седьмых дюйма, в халате, похожем на мешок, стоит по щиколотку в теплой воде и бросает в водогрей шарики из мокрого печенья. Откинув назад голову, он разразился громким смехом, потом сел в теплую воду и принялся бить по ней ладонями, поднимая вокруг целые фонтаны брызг. В конце концов Скотт стащил с себя халат и голышом растянулся во весь рост в теплой воде. «Ванна! Я принимаю чертову утреннюю ванну», — пронеслось в голове.
Спустя некоторое время Скотт встал и вытерся еще сухим в некоторых местах платком, обмотанным вокруг губки. Затем выжал халат и повесил его сушиться.
— У меня болит горло, — сказал Скотт сам себе. — Ну и что? Придется подождать ему своей очереди.
Он сам не смог бы объяснить, почему ему вдруг стало так весело, что заставило его отдаться глупому развлечению. Без сомнения, положение было плачевным, и Скотт догадывался, что, когда человеку становится совсем уж тяжело, он смотрит вокруг совершенно другими глазами, он замечает множество глупостей и нелепиц и либо смеется, либо впадает в сарказм.
Скотт попытался представить, как бы он себя повел сейчас, увидев, что через край приступки перевалил паук. Наверное, засмеялся бы.
Зубами и ногтями Скотт оторвал от платка лоскут тонкой материи, уже проверенным способом сделал из него халат, связав узлами концы, и торопливо надел свою новую одежду: ему необходимо было добраться до швейной коробки.