Анке с Рональдом к тому времени заканчивали десятый класс средней школы.
Рональд по-прежнему хорошо учился, получал похвальные грамоты, выступал на школьных конференциях, как секретарь организации Союза свободной немецкой молодежи. Товарищи уважали его и считали, что на Рональда Шнейдерайта всегда можно положиться — он не подведет. Этими чертами характера Рональд был обязан своему отцу.
«Ты что, живешь только для своего отца или для себя тоже? — спрашивала его Анке. — Кажется, он не только твой отец, но и вся твоя жизнь». Рональд не понимал ее.
Позже Анке познакомилась с его отцом. Это произошло после смерти матери Рональда, три года назад. (Фрау Шнейдерайт была больна какой-то тяжелой болезнью.) Отец Рональда, полковник Шнейдерайт, был человек серьезный и не любил говорить о себе. Казалось, для него не существовало никаких проблем. То, что Рональд знал об отце, он услышал от матери, которая в основном и воспитывала мальчика. Иоганн Шнейдерайт как-то признался Анке, что часто упрекает себя за то, что для сына у него никогда не хватало времени. Иногда ему казалось, что у парня весьма упрощенное представление о жизни и он слишком рационально воспринимает окружающий мир. «К счастью, сейчас он, кажется, избавляется от этого недостатка», — сказал полковник Анке, весьма польщенной тем, что такой серьезный человек беседует с нею как с равной о своем сыне.
Анке знала, что ее Рони во многом подражает отцу. Ее друг начинал свою службу так же честно, как и он. И случившееся на учениях не охладит их дружбы.
Было уже очень поздно.
Давно затихли последние шаги в коридорах министерства.
Полковник Бентхайм сидел в своем кабинете и изучал дело, которое ему еще утром положила на письменный стол секретарша. Он не слышал монотонного шума ветра, легкого шелеста кленовых листьев и приглушенного стука ветвей, ударявших в широкое окно.
Наконец-то ему удалось выбрать время, когда, как он полагал, можно было из бумаг в деле, заметок и документов выяснить все, что требуется, чтобы со спокойной совестью принять ответственное решение. Однако он все больше убеждался, что вряд ли в этой пачке бумаг содержится достаточно сведений, чтобы на этой основе можно было что-то решить.
Бентхайм покачал головой. Нет, бумаги говорили мало. А этого человека, о котором шла речь, он знал. Знал, как ему казалось, гораздо лучше, чем можно было заключить из этих толстых папок.
Он знал его еще с тех времен, о которых в деле ничего не указывалось или указывалось слишком мало. В ту пору этот человек еще не был офицером, и форма, которую он носил, была совершенно другой, с иными знаками различия. Но об этом говорится здесь постольку-поскольку, но ничего о другом. А это другое он и сам точно не знал. Он, Бентхайм, должен был принять решение относительно этого человека, дело которого лежало перед ним. И ему было трудно это сделать, поскольку он помнил то, о чем в документах не было указано, и не знал того, о чем свидетельствовали эти бумаги.