В очередной посылке находилась только мужская одежда. Мне особенно пришелся по душе разноцветный шерстяной свитер. Я тут же его надел, благо было прохладно, и вышел на кухню. Сосед варил кофе. Поглощенный своим занятием, он не обратил на меня никакого внимания.
— Матвей Егорович, я тогда погорячился… Не сердитесь… — извинился я.
— Самокритику приветствую и больше не сержусь… — ответил журналист, не отрываясь от кофеварки.
— Матвей Егорович, одолжите, пожалуйста, спички.
Я все-таки решил заставить его оторваться от кофе и обратить на себя внимание.
— А вон спички, — спокойно сказал Елисеев и кивнул в сторону коробка, лежащего на газовой плите.
— Фу, черт, не заметил…
Мне ничего не оставалось делать, как взять коробок и зажечь горелку.
— Противная сегодня погода. — Я не унимался. Да пусть же в конце концов взглянет на меня!
— Да… — равнодушно согласился он и поднял голову. — О! Алексей Иванович, с обновкой вас… Отличная штука!
Я не стал громко расхваливать свитер. Небрежно произнес:
— Конечно, разве сравнишь с отечественным барахлом? Вот только Марина не понимает этого.
— Я давно наблюдаю за Мариной. Нередко приходилось с ней вести кухонные разговоры. Скажу вам, она мне нравится. Марина у вас — правильный человек, и я на ее стороне… — как-то очень серьезно сказал Елисеев.
Я сделал вид, что не заметил перемены в его тоне.
— Скажите, Матвей Егорович, дорогие там транзисторы?
— Цены разные, в зависимости от класса.
— Сколько, например, стоит трехдиапазонный?
— Сорок пять — пятьдесят долларов.
— Это дорого?
— Прилично… Извините, Люсенька зовет. — Елисеев побежал к себе в комнату.
Разговора по душам не получилось. Но я все равно был доволен. И, вернувшись в комнату, сказал жене:
— Зря нападал на соседа… Порядочный человек.
Мне хотелось, чтобы в разговор вступила Марина. Но она сидела, уткнувшись в учебник.
— И культурные люди… — продолжал я. — В театр часто ходят… А мы…
Я знал, что говорил. Марина подняла голову и посмотрела на меня вопросительно — не шучу ли.
— Они предлагали билеты, — сказала дочь. — И не раз…