— А? — не понял австриец.
— Айн, цвай, драй?.. — Я опять стал загибать пальцы.
Он, как я понял, ищет работу два года. И каждый день после посещения биржи труда бродит по фирмам и домам, а всю остальную часть дня просиживает в парке. Я поинтересовался его семьей.
— А-а. Поньял. Драй. — Незнакомец показал три пальца.
— Трое?
— Яволь. Три.
— А живете как? — задал я совершенно глупый вопрос,
— Плёхо.
— Дом есть?
— Дом? — не понимая моего вопроса, повторил австриец.
— Хауз, хауз, — вспомнил вдруг я это слово.
— А-а. Дом?! Плёхо. Кап-кап. Понимайт? Дети больной.
— Течет?
— Я, я, течьет. Хозянь скоро выйгоньят мьеня.
Странный человек… Комната протекает, а он дремлет в парке. Жильцы меня бы из-под земли вытащили.
— Надо ремонт сделать, — посоветовал я.
— Ремонть? Нет денег.
— Сколько комнат?
— Айн, маленько, плёхо. Понимайт?
— Одна?!
С ума сойти!.. От шикарной обстановки, в которой я жил у Зори, от роскошных ресторанов и комфортабельных машин я, вероятно, совсем ослеп.
Этого безработного я встретил в центре города… На окраинах мне побывать так и не довелось.
Вдруг в голову пришла простая мысль: почему Роджерс и Зоря так меня оберегают от встреч с рабочими? Может, они считают, что это неинтересно? Я ведь приехал в гости, отдыхать.
Мои мысли прервал мой собеседник. Он вынул из кармана маленький сверток, развернул его, осторожно взял бутерброд с колбасой, аккуратно разломил пополам.
— Пожальста. — Он протянул мне половину.
— Спасибо. — Я был растерян, растроган.
Он стал уговаривать. Но я наотрез отказался, понимая, что, кроме этих крох, ему больше ничего сегодня не предвидится.
— Сыт. Очень сыт… — Я провел ребром ладони по горлу.
Этот жест его убедил, и он стал завтракать один. А может, это был уже обед?! Ел он осторожно, поддерживая на весу ладонь, чтобы поймать каждую крошку хлеба. Так мы ели в годы войны.
— Сколько вы зарабатывали, когда работали? — спросил я незнакомца.
Пришлось несколько раз повторить вопрос и объяснять, показывая деньги, прежде чем он меня понял,
— Четыре тысячи.
— Так это же огромные деньги… На них можно здесь всего накупить, чего душа пожелает…
— Пожелайт?! — перебил он меня. — Хауз — две тысячи, налог, медицина — больше тысячи. Дочь болеет… Отшень… Операция…
Честно говоря, я слышал уже, что оплата за квартиру и медицинское обслуживание здесь стоит больших денег. Но не предполагал, что так дорого.
Закончив свой скудный завтрак, он скомкал бумагу и бросил в урну. Потом встал и протянул мне руку. Я тоже поднялся… Пожал ею твердую, шершавую ладонь крепко, будто давнему другу.
— До свидания, геноссе, до свидания.