…Когда они выходили из комнаты — сначала Марк, потом Карл с Агнессой и последней Эрле — молодая женщина обернулась. Ей показалось, что часы смотрят на нее укоризненными глазами — то ли Карла, то ли Стефана, то ли Себастьяна…
Марк искал Эрле по всему дому — долго и безуспешно. Обнаружилась она только на террасе — стояла на ступеньках, все в том же серебристом платье, что и днем, и молча смотрела в набрякшее закатной кровью небо. Облака — алые, тонкие, словно вычерченные на небе стремительной кистью, подсвеченные снизу бледно-золотым — уходили к горизонту; вслед им двигалась череда других — тяжелых, густо-фиолетовых; с востока подул ветер, тревожно закачав ветвями яблонь — невысоких, кривоватых — яблок на них было мало: не для того сажались; пошла рябью мягкая трава под деревьями, и махнул резными темно-зелеными листьями пионовый куст, роняя с цветов последние бледно-розовые лепестки.
— Ты не очень-то была рада видеть наших соседей — верно? — спросил Марк, неслышно подходя к жене сзади. — Ты можешь мне объяснить, почему?
"Потому что я не знаю, может ли талант распуститься против воли его обладателя, и не желаю это узнавать", — хотелось сказать Эрле; вместо этого она нагнулась, сорвала с вазона цветок бархатца — ярко-желтый, сборчатый, с коричневой каймой по краям — провела рассеянно пальцем по мягким лепесткам, потом повернулась к Марку:
— Это несправедливо.
— Что именно? — он отступил на шаг назад. В сереющем вечернем воздухе лицо жены было уже почти неразличимо. В саду отчаянно зачирикала какая-то птичка.
— Его стихи много лучше моих. — Эрле продолжала терзать цветок — теперь она принялась отщипывать от лепестков по кусочку.
— Ну, это-то как раз нормально. — Марк шагнул вниз, на ту ступеньку, где стояла жена, и взглянул в ту же сторону, что и она. — Ты же сама сказала, что люди любят тех, рядом с кем они становятся лучше.
— Они любят не меня, — молодая женщина посмотрела на свои руки, только сейчас обнаружила в них цветок и отшвырнула его в сторону; он упал на нижнюю ступеньку и остался лежать там — пронзительно-желтым пятном на сером сумрачном камне, а рядом — клочки лепестков, как полосатые капельки крови, — а себя… то, чем они становятся рядом со мной…
— Я не вижу разницы. По-моему, все просто: они любят тебя, а не Себастьяна, поэтому будут покупать и хвалить твою книгу, а не его. Ты что же, этого не понимала?
Эрле повернула к нему голову, сощурилась, потом засмеялась коротко и нервно — словно застонала.
— Так ты все знал… Господи — ты все это заранее предугадал… Деньги — да, Марк?.. Боже мой, какая же я ду-у-ура, — прикрыв лицо рукой, она быстро пошла с террасы домой, в гостиную — обернувшись за ней, он видел, как жена обо что-то споткнулась, чуть не упала, нагнулась, подняла с пола какой-то белый лоскут: