— Что это?
Марк поспешил в гостиную вслед за ней, мельком взглянул на то, что она держала в руке, и предположил:
— Наверное, это платок Себастьяна.
— Себастьяна? — медленно переспросила Эрле. В сторону мужа она не смотрела. Он пожал плечами, затворил за собой дверь — из нее ощутимо тянуло ночной свежестью — и прошел к камину, по дороге зажигая свечи.
— Во-первых, я видел, как Себастьян доставал из кармана какой-то платок. Во-вторых, он возвращался за чем-то — уже потом, когда у нас были Карл и Агнесса.
Эрле замерла. Потом выдохнула:
— Себастьян возвращался? Когда?
— Когда Агнесса и Карл стали хвалить твою книгу, а ты попыталась заступиться за стихи Себастьяна, — охотно пояснил Марк. — Ты его не видела, ты к нему спиной сидела, когда он в дверь заглядывал, а в гостиную он почему-то так и не вошел…
— О Господи, — пробормотала молодая женщина, выпуская из пальцев белый лоскут. — О Господи…
Она побрела к двери — ссутулившись и невидяще глядя под ноги. Уперлась в кресло — то ли не заметила, то ли не догадалась обойти — протянула вперед руку, точно не верила, что оно там стоит; с силой отодвинула в сторону; прошла еще несколько шагов, схватилась за дверной косяк, задержалась на несколько мгновений…
— Эрле, ты куда? — окликнул ее Марк встревоженно. Она не обернулась.
— К Себастьяну, — глухо сказала она в дверь. Слепо нашарила ручку, повернула вниз — дверь отворилась. За порогом была темнота — только еле различимые очертания предметов, что-то высокое, угловатое, то ли шкаф, то ли еще что…
Марк поморщился.
— Ну и куда ты сейчас пойдешь? — недовольно вопросил он. — Ночь на дворе, поздно уже…
Эрле обернулась. Лицо было совершенно спокойным, только немного бледным. На нижней губе наливался алым след от глубокого закуса.
— Вот именно, что может быть поздно, — тихо сообщила она и ушла в темноту, ступая медленно и неслышно.
…Она шла по улице — быстро, почти бежала, спотыкаясь, чуть не падая, не обращая внимания на неровности и выбоины в мостовой. Ветер хватал за полы плаща, сдувал их в сторону, скидывал с головы капюшон. Волосы лезли в глаза — гребень куда-то делся, и прическа рассыпалась — Эрле заправляла их за уши, откидывала назад, но при первом же порыве они снова оказывались спереди, и все начиналось сначала. Ветер был свежим, искристым, предгрозовым — где-то на востоке ворочался в своих горах черный дракон грома и ворчал во сне, и невиданная гроза шла на Ранницу с востока.
По небу мчались разодранные в клочья сизые облака. В просветах появлялось небо — черное, без звезд. Желтым пятном светила луна — словно единственный драконий глаз. В центре ее виднелась четкая вертикальная черта, похожая на сузившийся до невозможности зрачок. Черный дракон искал Эрле, цепко и безжалостно проглядывал улицы лунным змеиным глазом. В лицо ударил мелкий холодный листочек — только сейчас она поняла, какая горячая у нее, оказывается, щека — отлепила пальцем, стряхнула с руки, выбрасывая на волю — даже не замедлила шага: лети, листок…