Она смеялась.
…Она больше не могла идти — брела, безразличная ко всему, в том числе и к собственной судьбе. Пошел дождь — сначала мелкие редкие капли, потом они стали падать все чаще и крупнее, и наконец ливень хлынул плотной косой стеной. Ветер дул так, что в какой-то момент Эрле почувствовала: ей не хватает воздуха — развернулась спиной к ветру, прошла несколько десятков шагов задом наперед, и лишь тогда восстановила дыхание. Плащ промок насквозь. Волосы вылетели из-под капюшона, белыми змеями понеслись по ветру — тот дунул в другую сторону, и мокрые пряди опали на лицо, прилипли к глазам, мешая смотреть. Эрле собрала волосы в один хвост, попыталась выжать, намереваясь потом спрятать их обратно под капюшон — бесполезно: онемевшие пальцы не слушались, да и дождь не ослабевал ни на мгновение… Новый шквал больно ударил каплями по лицу — хорошо хоть без града, туфли давно промокли, платье облепляло ноги, мешая идти — она брела по вздувшейся мостовой, шагала по бурным стремительным потокам воды — оступаясь, оскальзываясь — один раз даже упала, кажется…
Ей было все равно, куда идти. Ей было все равно, что с ней будет. Она шла по улицам — маленькая согнувшаяся промокшая фигурка, быть может, не в первый уже раз проходящая по одному и тому же месту. На улице не было ни души — только дождь да ветер, только ветер да дождь; никто не встретился ей, никто не окликнул — Эрле, куда идешь ты в такую непогоду? — только завывала вокруг буря, только ворочался в небесах, порыкивая сыто, черный дракон из старой сказки, которую когда-то рассказал ей Марк, только молчала, не откликаясь ни на слова, ни на ветер странная пустота в душе… Пустота — и черный дракон на небесах, закрывший глаза, но не переставший искать.
Дождь чуть-чуть притих. Она заметила двоих дальше по улице — брели, поддерживая один другого, зигзагами, часто останавливались, потом снова начинали идти. Тот, что пониже, что-то говорил второму — голосом таким больным и пронзительным, что его слышала даже Эрле, но слов разобрать не могла — ветер относил их в сторону. Потом она поняла, что нагоняет их — свернула к стене, чтобы обойти забулдыг как можно дальше, и тогда услышала…
— Зна'шь, почему я п-пью? — грозно вопросил низкий у своего более рослого спутника и сам же себе ответил: — Потому что я нен'виж-жу эт' чер-р-ртову — ик! — х'р-рчевню. А з-знаешь, п'чему я ее нен'вижу? П'тому что у мен' эта чер-ртова жизнь уже во где! — он попытался провести ребром ладони по горлу — промахнулся, попал себе по лицу — навалился на своего спутника — тот крякнул и согнулся, но ничего не возразил.