Женька вспомнил о своем объявления в газете. Его он забросил в «Криминалку» месяц назад. Согласно инструкции МВД № 292 органы могли отказать ему в лицензии, но отказу надлежало быть мотивированным. Пока никаких причин для отказа Женька не видел и готов был сражаться за правое дело с рьяностью Фиделя Кастро.
«Семь часов ровно», — сонно провещала китаянка, когда он заходил на второй круг.
«Точка канала тонкой кишки нзянь-чжэнь. От 5 до 7. Огонь. Марс. Между лопаткой и плечевой костью над подмышечной линией. Поражение плечевого сплетения», — Женька крутанулся на все 360°, сделав длинный выпад, нанес кончиками собранных пальцев удар по воображаемой точке. Если бы в этот момент на него смотрел кто-нибудь из прохожих, едва бы что-нибудь заметил: вся манипуляция была проделана на одном выдохе — такие вещи у него давно были «поставлены на автомат». Он пробежал вперед спиной, затем приставными вправо и влево, сделал десяток кувырков и лег на обратный курс, порциями выталкивая из легких отработанный воздух.
Из-за угла дома, в котором находилась аптека, вылетел «БМВ-2002», взвизгнув тормозами, рванул по встречной полосе. За рулем сидел четырнадцатилетний потенциальный убийца…
Дома Женька повторил несколько комплексов с наращиванием темпа, встал под душ. Четырехкратная смена горячей и холодной воды сняла возбуждение, тело потеряло чувствительность к температуре, а сердце забилось ритмично и медленно. Растеревшись полотенцем докрасна, он переоделся в сухой спортивный костюм, распахнул балкон и, положив под каждую стопу по тому Уголовного кодекса, с наслаждением растянулся в шпагате. До конца тренировки осталось пятнадцать минут — ровно столько, сколько отводилось на медитацию.
«Мое сознание спокойно, как ледяное озеро…
Я расслабляюсь и успокаиваюсь…
Мои руки полностью расслаблены…
Мои ноги полностью расслаблены…
Мое тело полностью расслаблено…»
Женька мысленно повторял заученные фразы, машинально переключаясь с одной группы мышц на другую. Через несколько секунд очертания полупустой комнаты растворились в без
граничном пространстве, он словно покинул тело и увидел себя со стороны, сквозь полусомкнутые ресницы сконцентрировал внимание на фотографии Валерии…
«Здравствуйте, веселый мой одиночка!
Рука выводит это обращение прежде, чем я пугаюсь оказаться нетактичной по отношению к Вам. Что-то с поразительным упорством заставляет меня страдать за Вас. Скорее всего, это навязчивый долгий сон, будто вы идете по заснеженному полю под далекое завывание такого же одинокого, невидимого волка, идете, утопая в сугробах, и то исчезаете вдруг, проваливаясь в овраги, то выныриваете в начале пути и с покорностью Сизифа повторяете нескончаемый отрезок снова. Мне искренне хочется подать Вам руку, но каждый раз, как только я пытаюсь сделать это, просыпаюсь и уже не могу заснуть до утра, вспоминая о Вас. Странное чувство безвозвратной потери связывает меня с Вами. Вероятно, с ним я и умру, не сумев его выразить. В том, чужом для нас обоих и пустом, как пьяные слова, пространстве у меня никого, кроме Вас, не осталось. Никого из живых. Я не обрела друзей и здесь, возможно, никогда и не обрету их: в этом мире каждый умирает в одиночку. Но, милый Женя, представьте, не чувствую себя одинокой и не испытываю тоски по прожитому.