— Ковер спалишь! — заорал он, оказавшись на безопасном расстоянии. Саламандра торопливо юркнула обратно в камин, оставив после себя четыре угольных отпечатка на бордовом ковре и запах паленой шерсти. — Одни убытки от вас, — корчась от боли, причитал Кощей. — Ну чего расселась? Иди воюй с Иваном!
— Раскомандовался, — надулась вновь сократившаяся в размерах ящерица, — дай сориентироваться. Может, сейчас в посаде ни одна лучина не тлеет.
Кощей вспомнил, что Саламандра может перемещаться в мгновение ока в любое место только при одном условии: если там есть хоть малейшая искорка пламени.
— Ага, — удовлетворенно пробурчала Саламандра, — что-то горит.
— Горыныч небось огненным боем Ивана достать пытается.
— Ну, жди, Кощей. К утру вернусь. Замок твой палить буду.
— Давай, давай, — нетерпеливо простонал Кощей, баюкая обожженную руку. — И передай Ивану, что все равно я его из посада выживу. Коль не получится у вас с Горынычем, так завтра в ночь я сам явлюсь. И гнев мой будет страшен.
Саламандра скептически посмотрела на Кощея, старательно дующего на руку, неопределенно хмыкнула и с легким хлопком исчезла, взметнув серое облачко пепла.
— Дакля, макля, гракля… тьфу, чушь собачья… гакля, вякля…
Под монотонное бормотание Центральной Правая и Левая усиленно вдохновлялись.
— Папа сказал по чуть-чуть, а ты сразу два ведра осадила, — корила Правая Левую. — Показываю. — Зеленая треугольная морда сунулась в очередное непочатое ведро и одним махом высосала его содержимое. — И все! Ясно?
— Ясно, — тряхнула головой Левая.
— Тогда начали. Морда.
— Зеленая.
— Почему зеленая?
— А почему морда?
— Не знаю. Как ты думаешь, получается?
— По-моему, нет.
— По-моему, тоже.
Головы похлопали друг на друга глазами и осушили еще по одному ведру.
— Дуб.
— Ветвистый
— Почему ветвистый?
— А почему дуб?
— Эх вы, — презрительно фыркнула Центральная. — Дуб — сруб, ветвистый — голосистый. Помолчали б лучше, не мешали профессионалам работать.
— Тоже мне профессионал. Полночи свою паклю во все дыры пихает, обиделась Правая.
— Нашла чем гордиться, — поддержала ее Левая, — подкорка у нее отделенная. Головкой, видать, крепко стукнулась, когда из гнезда в детстве падала, вот она и отскочила.
Правая ошарашенно похлопала глазами.
— Идея!!! — просипела она. — Я, кажется, догадалась. У нас с тобой просто подкорка крепче к корке приколочена, не то что у этой… — Правая презрительно кивнула на Центральную. — А ежели по нашей корке как следует…
Головы поняли друг друга с полуслова и принялись озираться в поисках источника вдохновения поувесистей. Выдернув из остатков частокола по бревну, они, недолго думая, со всей пылкостью творческих натур с размаху вмазали друг другу по головам. Эффект был ошеломляющий, но не такой, на который они рассчитывали, ибо именно в этот момент Центральная, отчаявшись найти рифму на непокорное слово «пакля», нырнула вниз в поисках вдохновения по рецепту «папы». Бревна с треском переломились, завершив широкую дугу на выпуклом черепе Центральной, впечатав ее голову в плотно утрамбованную землю посадской площади.