- Ведь вы-то, батюшка, русские, - сказала горничная, когда Иван Сергеевич, проводив доктора, возвратился в комнату. - Позвольте, я вспрысну барышню богоявленекой водой: право, лучше будет, велика ее сила... Ах, Елена Павловна, василек, серпом подрезанный, не встать тебе, сердце говорит, не встать, родная! А душу б свою отдала за тебя. Ангел была во плоти, грубого слова не слыхали мы от нее. Бывало, день-деньской сидит себе, как павочка, с Антоном Михалычем, и своей грудью кормила его. "Не хочу, говорит, чтоб пил чужое молоко". Позвольте же вспрыснуть?
- Пожалуй, - сказал Иван Сергеевич, - хуже от этого быть не может.
Горничная принесла скляночку с водой и бросилась на колени перед иконою богоматери; слезы катились из глаз ее, она молилась о ближнем. В эту минуту эта простая девка была высока!
Не думайте, чтоб их грубые религиозные понятия препятствовали им молиться. Помолившись, она взяла в рот святой воды, три раза перекрестила больную и, глядя на нее с полным чувством веры, прыснула ей в лицо. Елена вздрогнула, вздохнула несколько раз сильно и раскрыла глаза, мутные и без всякого выражения, посмотрела с недоумением на Ивана Сергеевича; глупая, стоячая улыбка показалась на устах. "Пить", - пробормотала она едва внятно.
Ей подали мятной воды. Едва хлебнув, она отворотилась и сказала:
"Ах, как мне спать хочется, так сон и клонит", - и опять закрыла глаза. Но дыхание продолжалось, а лицо загорелось слабым румянцем.
Горничная в восторге целовала ее ноги и с детской радостью говорила: "Не сказывайте только этому немцу, а то ведь он же надругается над нашей святыней... Да вы еще и не кушали, Иван Сергеевич; ступайте, в той горнице я приготовила вам обед, а я побуду здесь".
Иван Сергеевич был душевно рад; камень свалился с плеч, он пошел в столовую и при первой ложке супа подумал: "Не забыла ли Устинья покормить Плутуса?"
Письмо Ивана Сергеевича к князю
Сиятельнейший князь!
С искренним удовольствием спешу уведомить Ваше сиятельство, что здоровье Елены Павловны поправляется. Все убеждения мои остаться до совершенного выздоровления в Поречье были тщетны, она переехала на маленькую квартиру, которую наняла ее горничная на Садовой. Впрочем, может, это к лучшему: в Поречье все напоминало ей беспрестанно счастливую эпоху жизни, которую она утратила. Сколько я ни просил ее взять вещи, подаренные Вашим сиятельством или бывшие у ней в употреблении, она решительно отказалась. Взяла только бриллиантовый браслет с Вашим портретом, но на другой день возвратила бриллианты. Когда я намекнул о ломбардных билетах, она с гордостию спросила: "Знаете ли вы, кому платят за любовь?", после чего я не заикался; время - великий доктор. Немцы говорят: "Kommt Zeit - kommt Rat" [Придет время - покажет, как быть (нем.)]. Квартира, нанятая ею, очень мала, но она именно такую и велела сыскать; денег у нее нет, и она хочет вышивать для продажи. Сколь это ни смешно, но, видя тут детский каприз и, сверх того, занятие, я взялся искать покупщиков. Горничная, которая была при ней, не хотела с ней расстаться, и я ей дал паспорт; через нее я предупреждаю все нужды Елены Павловны. Она, как ребенок, не знает ничего в хозяйственном отношении, однако ж несколько раз спрашивала горничную, откуда деньги, и та уверила, что это ее собственные.