— Выстрел. Девочка выстрелила.
— Вы расследовали это дело? — спросила я.
Он хмыкнул, снял шляпу и стал ею обмахиваться.
— Вы можете припомнить, что увидели, когда вошли?
— Сеньор сидел во внутреннем дворе на камне. У него на коленях сидела маленькая девочка. Он рассказал нам, что произошло.
— В ее присутствии?
— Конечно. Она сидела у него на коленях, — он рассердился, что я его перебила. — Девочка обнимала сеньора за шею. Мы не могли увести ее оттуда, поэтому пришлось разговаривать с ней там. Я задавал вопросы, но она не отвечала. Отказывалась говорить. В течение всего разговора она не сказала ни слова. Вскоре после этого случая они отослали девочку домой в Штаты. Поэтому у нас больше не было возможности задавать ей вопросы.
— Сеньор отослал ее без вашего разрешения? — спросила я.
Он пожал плечами:
— Разрешение? Ему не требовалось разрешение. Девочка не была под арестом. В один прекрасный день она уехала, и на этом все закончилось.
Я спросила еще о том, как это выглядело, о положении тела, свидетелях. Но он больше ничего не помнил или не хотел вспоминать.
Наконец я поинтересовалась:
— Сеньор Кордова, как вы считаете, возможно ли, чтобы преступление совершил кто-то другой, а потом свалил все на ребенка?
— Нет, — жестко сказал он, и махнул рукой, словно отметая эту идею.
В общем и целом он не сказал мне ничего нового. Но одно ясно: настоящего расследования не проводили. День или два полиция опрашивала жильцов, а затем дело просто закрыли, расценив это как несчастный случай.
Когда мы уже собирались уходить, я задала Кордове последний вопрос: как звали мексиканку, работавшую в доме. Он выглядел сбитым с толку, поднял одну бровь, выпятил нижнюю губу и после долгого размышления произнес:
— Кажется, у них работала Хуана, дочь Филиппа Акоста. Если в доме и были другие слуги, то я этого не помню.
— А где найти Хуану Акоста?
Он пожал плечами и покачал головой, затем поднялся с кресла, которое громко заскрипело, ушел в глубь двора и скрылся в доме. Беседа стоимостью в сто долларов окончена.
— У Хуаны магазин на рынке, — сказал мягкий голос по-испански.
Я повернулась и увидела ту полную молодую женщину.
— Вы ее знаете? — спросила я.
— Она продает платья на центральном рынке. Нарядные платья. Праздничные платья. И все такое. Она там практически целыми днями. Ее палатка самая большая. Вы ее сразу увидите.
Я улыбнулась ей. Вдруг мне пришла в голову мысль.
— А вы говорили об этом другим американцам? Репортерам?
Она покачала головой:
— Они о ней не спрашивали.
Я достала еще одну стодолларовую купюру и сунула ее женщине в руку. Она посмотрела на деньги и порозовела.