Сердце Мередит, до этого стучавшее с силой, теперь грозило остановиться. В дверях гостиной стояла леди Кармайкл, ее щеки пылали, она еще раз произнесла имя сына.
— Тристан, — прошипела Мередит, колотя по его плечу и стараясь забыть, как хорошо чувствовать его губы, которыми он провел по ее шее до того места, где бился пульс. — Тристан!
Он поднял голову и прежде, чем успел произнести греховные слова, которые, она чувствовала это, были готовы сорваться с его языка, увидел выражение ее лица. Он проследил за ее взглядом и увидел Констанс, которая теперь старалась не смотреть на них.
Он немедленно выпустил Мередит, поставил ее на ноги, после чего повернулся, загораживая ее, пока она путалась, стараясь натянуть платье и застегнуть пуговицы, которые он с таким наслаждением расстегивал.
— Мама! — выдохнул Тристан, кровь прилила к его лицу. Боже, он краснеет? Ситуация была непереносимой.
— Я… извини, — лепетала его мать, избегая смотреть на него. Он не знал, ради него, или себя самой, или ради Мередит, все еще сражающейся с платьем, мать отводила взгляд. — Лорд Фардингуорт спрашивает о новой кобыле. Мне сказали, что вас видели входящими в дом, и я пошла искать вас.
Тристан посмотрел вниз и увидел, что его рубашка все еще расстегнута и вылезла из брюк. Он принялся заправлять ее, придумывая, что сказать.
— Ах!.. — Все, что он мог произнести в ответ.
— Я прошу извинить меня, — сказала Констанс, краем глаза косясь на него.
Кажется, она почувствовала облегчение, когда он застегнул рубашку, и еще большее, когда Мередит выскользнула из-за его спины. Ее платье было помято и слегка перекручено, но застегнуто. Она даже как-то ухитрилась привести в порядок волосы или по крайней мере поправить их. Но у нее был вид женщины, которая уже предвкушала близкое наслаждение. И разочарованной, что оно не наступило.
— Нет, миледи, — сказала Мередит голосом, мало отличающимся от хрипловатого шепота. Тристан в шоке повернулся к ней. Он никогда не слышал в ее голосе таких ноток. Стыда. Неловкости.
Хуже всего то, что он был тому причиной. Его неконтролируемое желание привело к такому конфузу. Чувство вины терзало его.
— Это я должна извиниться за… за… — Мередит неловко замахала рукой. — Я прошу прощения. Извините меня.
И, не взглянув больше ни на мать, ни на сына, она бросилась к двери, оставив Тристана наедине с матерью. Выражение лица немолодой леди изменилось. Во взгляде больше не было изумления, они блестели, в уголках губ появилась улыбка.
Ее сын был в беде. И не видел выхода.
Выбежав из гостиной, Мередит прижала руки к горячим щекам и торопливо пошла к главной лестнице. Скорее в свою комнату, подальше от толпы, от Констанс… от Тристана и его прикосновений, которые, казалось, гипнотизировали ее, лишали возможности противиться. Ни один мужчина никогда не имел такой власти над ней.