Но больно от буквы «ц». Царапает, цапарает. А «кон» – мягкий, душевный, даже если без мягкого знака и еще не «конь». Надо попить этот, как его, винпоцетин, который рекламирует красивый мужчина. Но у нас как раз тот случай, когда реклама, тем более по телевизору, – верный признак, что этот товар лучше не покупать.
С чего это бабушка спросила про детей? Что у нее, Татьяны, уже на лице написано, что ей этого хочется, сейчас, сегодня, сразу, что в ней – двадцатилетняя барышня, только беда – суженый в тюрьме. И все безнадежно! Люди старшего поколения, мать к примеру, жили скверно, скученно и нище, но всегда думали о завтрашнем дне с верой, что будет лучше. Современные дети-«индиго» думают о вечности, где они пребудут всегда и им всегда будет интересно. Те же, кто живет сегодня, к примеру она, не уверены ни в том, что было, ни в том, что будет. Доехать бы до работы, вернуться с нее живым, не умереть бы ночью. Зачем ей вечное перо? Ей бы обычную перьевую ручку да баночку чернил, самое то для времени без прошлого и будущего.
Всю дорогу она шмыгала носом, в котором копились и сопли, и слезы, и люди отворачивались от нее как от чумной. Она даже вышла на остановку раньше, так нехороша была себе самой, и это оказалось божьим провидением. Она столкнулась нос к носу с Максимом Скворцовым. Он ее не узнал.
– Вас выпустили? – прокричала она в непонимающие глаза.
– Да, за недостатком улик и отсутствием состава преступления. Простите, бога ради, что я вас сразу не узнал. У вас что-то случилось?
– Не берите в голову. Я от бабушки из дома престарелых. Она уже сосет рукав и интересуется, есть ли у меня дети.
– А они у вас есть?
– В том-то и дело, что да... Дочь... Но она не помнит ни ее, ни моего мужа.
– Как странно... Но мне почему-то нравится амнезия вашей бабушки, – сказал Максим. – Она веселая. А у моей жены как раз уже другой муж, и она в твердой памяти.
Он засмеялся странно весело, и она вдруг увидела его снова: он выглядел лучше всех существующих в природе мужчин. И это подтверждали тетки, цепляющие его глазом с достаточной долей удивления, что такой мэн разговаривает с совершенно не подобающей ему чувырлой в соплях. Он не дал ей впасть в окончательное самоуничижение, он взял ее под руку и сказал:
– Я вас провожу к месту вашего следования.
И они пошли медленно по бесконечно малому расстоянию между двумя троллейбусными остановками. Он рассказал ей, что у него был прекрасный адвокат, развалить конструкцию обвинения ничего не стоило с самого начала. Но адвокат хитрил, все преувеличивал опасность, повышая свой гонорар, но, в общем, все было ясно. Сейчас дело приняло совсем другой оборот.