– Разве в школах олигархического уровня такое бывает?
– Так ведь эта, с попой, – лучший специалист в своем деле. За нее борются директора школ. Она дама с педагогическим секретом.
– Могла бы купить нормальную юбку. Могла бы и похудеть.
– Насчет одежды, может, вы правы. А насчет похудеть – это уж такая русская природа. Безудержная и неуправляемая. Но училку ценят не за это.
– Что теперь будем делать? – спросила она каким-то не своим, треснутым голосом.
– Я развожусь со своей, к вящему ее удовольствию. Все к тому шло. Мне остается городская квартира, извините, раза в три больше вашей, и сын по воскресеньям. У жены богатый избранник, поэтому мыло, свечи, керосин мы не делим. Готов вас принять на всю оставшуюся жизнь вместе с дочерью и ее Укропом.
– А ваша дочь?
– Она не моя, она мамина. Я представлял для них интерес только до конкурса. А раз не сумел сделать дочь победительницей, грош мне цена.
– Боже, как не по-людски! Ваш мир даже хуже, чем я думала.
– Он всякий. И такой, и другой, и третий. Но тон в нем часто задают женщины, спятившие от денег.
Он обхватил ее и держал так, будто ее начнут у него вырывать. Она поежилась в этом невыносимо родном, но одновременно и неудобном кольце. Что-то было прекрасное, и оно имело название, вкус и цвет. Что-то же было неопределенным, мутным и отпугивающим. Такая нестерпимо жгучая близость и такое холодное, чужое, как розовая тапка, отторжение.
Так ведь не бывает, потому что не может быть никогда. Во-первых, он даже не узнал ее на улице. Он – думала она – истосковался по женщине за минувшие три месяца, а она позвала его как бы пить чай, но кто это теперь зовет на чай? Черт возьми! Ему, видите ли, ничего не стоит принять ее со всеми потрохами. Ничего! Как это было небрежно сказано – «раза в три больше вашей». Для него мелочь, если учесть, что она была в его загородном доме с розовым помпоном. Но как ей было там противно! А у нее, черт возьми, прекрасная двухкомнатная квартирка, две отдельные комнаты, раздельный санузел, кухня, правда, маловата, ну да фиг с ней! Он ведь не сказал, что любит, вот в чем дело. Жена слиняла, а ты приезжай, мол... Он сказал – на всю оставшуюся жизнь? Сколько лет в этом понятии? Нисколько. Просто слова. А их столько всяких...
– Ты чего помрачнела? – Она уже разливала чай. Все мысли были чайные. – Тебе было плохо со мной?
– Мне с тобой не может быть плохо, – тихо ответила она, – я, дура, почему-то решила, что люблю тебя за решеткой в темнице сырой. И даже раньше, когда ты вышел из машины... Но, извини, ошиблась...