Но до конца он все-таки не был уверен в своем выводе.
Игра лунных бликов в сумерках коридора, которую он наблюдал перед собой, ничем не напоминала женскую фигуру. Так, какие-то светлые волны… А бежал-то он за женской фигурой с хорошо выраженной грудью и грушеобразными бедрами.
В этот момент до него донесся неясный звук голосов.
Это майору Мимикьянову не понравилось. Он решил отложить размышления о том, что же явилось ему в сумерках бывшего института, до лучших времен, и быстрым шагом направился к концу коридора.
Там находилась высокая дверь.
Майор окрыл ее и оказался на свежем воздухе.
Все. Он, как сказочный колобок, ушел от всех возможных преследователей. Его не догнали ни спиридоновцы, ни представители холдинга «Излучающие приборы», ни даже сама Электромагнитная сущность, отправившая на тот свет члена-корреспондента Илью Лилипуца.
В хозяйственном дворе Института было темно и безлюдно.
Майор сделал несколько шагов в сторону и укрылся в малозаметной нише в стене. Со всех сторон ее закрывали акациевые кусты. Когда-то здесь был один из входов в подвал здания. Потом его заложили, а малозаметное со стороны углубление в стене сохранилось. В нем стояла небольшая садовая скамейка, поставленная здесь Володей Городовиковым.
Ниша использовалась комендантом для разных нужд. Например, чтобы без посторонних глаз попробовать с товарищем свежевыгнанную яблоновку или побеседовать с жительницей Колосовки, по понятной причине не желающей давать повод для сплетен.
Отсюда, оставаясь невидимым, можно было видеть всех, кто появлялся в хозяйственном дворе.
Ефим решил посидеть на укрытой сиренью скамейке, перевести дух и подумать.
Стояла почти полная тишина. Ее не разрушал, а лишь подчеркивал деловитый перестук идущего мимо поселка железнодорожного состава.
Майор Мимикьянов сидел, надежно замаскированный акациевыми кустами, но, вместо того, чтобы обдумывать план своих дальнейших действий, почему-то вспоминал случай из Институтского прошлого.
Дело было в марте.
Шла последняя весна Института волновых явлений. Но никто в Колосовке об этом еще не знал.
Мимикьянов закончил свои дела в девятом часу вечера.
Выйдя из здания Института через главный вход, он окунулся во тревожную весеннюю темноту. Над головой уже висели мелкой крупой сибирские звезды. Ефим остановился на ступеньках и вдохнул в себя влажный, пахнущий тающим снегом воздух. Он защекотал в носу, как нашатырь.
Из вивария донеслось тонкое лисье тявканье, недоброе и непонятное, как неожиданный телефонный звонок посредине ночи.
Ефиму почему-то не захотелось идти в свою пустую комнату.