Александр Македонский. Гениальный каприз судьбы (Левицкий) - страница 170

Александр умер 13 июня 323 года до н. э., согласно Юстину, «тридцати трех лет и одного месяца от роду»; Арриан сообщает несколько иную цифру, но не столь далекую от Юстина, — 32 года и 8 месяцев. Царствовал же он, согласно Арриану, — 12 лет и 8 месяцев; по сведениям Диодора Сицилийского, — 12 лет и 7 месяцев.

Как же оценивали жизнь Александра и его деяния древние авторы? Их мнения схожи: Александр вмещал в себе множество дурных и хороших качеств, которые проявлялись сообразно с обстоятельствами. Арриан честно предупреждает читателя, что его суждение глубоко субъективно: «Я не стыжусь того, что отношусь к Александру с восхищением»; и потому более приемлемым будет мнение Курция Руфа:

И в самом деле, если справедливо судить о нем, добрые качества царя следует приписать его природе, пороки — возрасту или судьбе. Невероятная сила духа, почти чрезмерная выносливость в труде, отвага, выдающаяся не только среди царей, но и среди тех, для кого она является единственной доблестью; его щедрость, дававшая людям даже больше того, чего просят у богов, милость к побежденным, щедрое возвращение многих царств тем, у кого он их отнимал войной, и раздача их в качестве подарка. Постоянное пренебрежение смертью, боязнь которой лишает других мужества; жажда похвал и славы, хоть и более сильная, чем следует, но вполне объяснимая при его молодости и столь великих подвигах; его почтительность к родителям: мать Олимпиаду он решил обессмертить, за отца Филиппа он отомстил; его благосклонность почти ко всем друзьям, благожелательность к солдатам; забота о них, равная величию его души; находчивость, едва совместимая с его молодым возрастом; мерой в неумеренных страстях было удовлетворение желаний в естественных границах и наслаждение — в пределах дозволенного. Это все, конечно, большие достоинства.

Что ж, Курций Руф весьма щедро наградил Александра положительными чертами, но они характеризуют человека, но не полководца и царя. А ведь следующие поколения будут почитать Александра, как гениального военачальника, талантливого администратора — и это звучит, как непреложный факт. «Никто не усомнится в безграничном мужестве Александра, его гениальном полководческом даре, неиссякаемой энергии и магнетической харизме», — пишет Пол Догерти в предисловии к своей книге «Смерть бога». В аннотации к ней Александр — «великий завоеватель, обожаемый собственной армией и почитаемый покоренными народами».

Никто не усомнится в личном мужестве Александра, но почему Курций Руф ни слова не сказал о его «гениальном полководческом даре»? Потому что нельзя обсуждать то, чего нет. И о магнетической харизме древние авторы не упоминают не потому, что им неизвестны подобные слова. О какой харизме может идти речь, когда Александр гнал воинов в бой обманом, подкупом и страхом казни за непослушание; когда он в одиночку штурмовал города, а все войско смотрело, как царь карабкается на стену? Когда он бо́льшую часть войска погубил на пути из Индии, оставшиеся отказались воевать и были отправлены в Македонию… «Почитаемый покоренными народами», потому что отказавшиеся почитать были безжалостно уничтожены. Однажды перед битвой Александр произнес, обращаясь к своим неуверенным в будущей победе воинам: