Он пялится на меня так, словно хочет добиться ответа.
— А теперь пошел вон! — говорит он, отмахиваясь от меня рукой. — Граф, выкини его с поезда. Только дождись красного сигнала семафора — я не хочу, чтобы у меня были неприятности из-за маменькина сыночка.
— Постой-ка, Эл, — говорит, ухмыляясь, Август. Вся эта история явно его развеселила. Он поворачивается ко мне: — Он прав? Ты студент?
Я чувствую себя теннисным мячиком.
— Бывший.
— И что же ты изучал? Наверняка ведь что-то из области изящных искусств? — глумится он, и глаза у него аж светятся от удовольствия. — Румынские народные танцы? Литературно-критические труды Аристотеля? А может, мистер Янковский, вы у нас дипломированный аккордеонист?
— Я изучал ветеринарию.
В мгновение ока выражение его лица полностью меняется.
— Ветеринарию? Ты ветеринар?
— Не совсем.
— Что значит «не совсем»?
— Я не сдавал выпускных экзаменов.
— Почему?
— Просто не сдавал, и все.
— Но ты полностью прослушал курс?
— Да.
— А в каком университете?
— В Корнелле.
Август и Дядюшка Эл переглядываются.
— Марлена говорила, что Серебряный приболел, — произносит Август. — Просила меня передать антрепренеру, чтобы пригласил ветеринара. Не понимает, что антрепренер всегда сваливает первым, такая уж у него работа.
— И что ты предлагаешь? — спрашивает Дядюшка Эл.
— Пусть мальчик утром его посмотрит.
— А куда мы его денем на ночь? У нас же и так нет места, — он хватает из пепельницы сигару и принимается постукивать по ней пальцами. — Может, отправим с квартирьерами?
— А может, пусть лучше спит в вагоне для лошадей?
Дядюшка Эл хмурится.
— Что, с Марлениными лошадками?
— Ну да.
— Там, где у нас раньше были козлы? И где сейчас спит этот… ну, как же его… — он щелкает пальцами. — Стинко? Кинко? Ну, клоун с собакой?
— Именно, — улыбается Август.
Август ведет меня через спальные вагоны для рабочих, пока мы не оказывается на маленькой площадке, за которой следует вагон для лошадей.
— Ты твердо стоишь на ногах, Якоб? — снисходительно интересуется он.
— Думаю, да, — отвечаю я.
— Вот и славно, — и без лишних слов он, склонившись пониже, хватается за какой-то выступ сбоку от вагона и легко взбирается прямо на крышу.
— Господи Иисусе! — восклицаю я, беспокойно глядя сперва туда, где исчез Август, а потом вниз, на стык между вагонами и на мелькающие под ним рельсы. Поезд резко поворачивает, и я, тяжело дыша, выбрасываю вперед руки, чтобы не упасть.
— Ну, давай же! — доносится откуда-то сверху голос.
— Но как, черт возьми, вам это удалось? За что вы хватались?
— Там лесенка. Вон там, сбоку. Наклонись и вытяни руку — не промахнешься.