«Дьвольщина! — сказал я себе. — Я работаю меньше месяца, а уже снабдил противника оружием!» — и еще я знал, что потеря револьвера или документа означает немедленный выговор. Пришлось идти к старшему по взводу Бобу Фицпатрику, огромному малому и истинному наставнику. Он одевался с иголочки и был чем-то вроде живой легенды в Бюро. Фицпатрик понимал, что моя задница висит на волоске, и представлял, каково у меня от этого на душе. О потере оружия следовало докладывать в канцелярию директора, и это было тем более паршиво, так как запись о выговоре становилась первой в моём служебном досье.
— Надо наплести им что-то положительное, — буркнул он. — Ты заботился о сохранении общественного спокойствия и боялся, что если в магазине внезапно увидят револьвер, то подумают, что их грабят.
Фицпатрик заверил меня, что, поскольку в ближайшие два года на повышение все равно рассчитывать не приходилось, выговор мне особенно не повредит, если отныне я ни разу не оступлюсь. Я старался вести себя соответствующим образом. Но история с кражей оружия меня еще долго тревожила. И «смит и вессон» десятой модели, который, уходя через двадцать пять лет в отставку, я сдал в оружейную в Квонтико, был моим вторым револьвером за всю историю службы. А тот первый, слава богу, не оказался замешанным ни в одном преступлении. Он просто-напросто исчез.
Я жил в меблированном доме на южной окраине Детройта с двумя другими холостыми агентами — Бобом Мак-Гонигелом и Джеком Кунстом. Мы были большими друзьями, и позже Боб стал на моей свадьбе шафером. Еще он слыл оригиналом: носил костюмы из рытого бархата и сиреневые рубашки даже в дни инспекций. Казалось, он один в ФБР не боялся Гувера. Потом Боб перешел на нелегальную работу, и ему вовсе не пришлось носить костюмов. Боб начинал в Бюро с клерка, выбрав к заветной цели «внутренний путь». С клерков начинали многие лучшие люди в ФБР и среди них те, кого я отобрал для Исследовательского подразделения поддержки. Но в определенных кругах бывших клерков недолюбливали, считая, что при производстве в агенты им оказывали особое предпочтение. Боб был величайшим гением из всех, кого я знал в технике подражания, которую мы использовали для захвата преступника, особенно если требовался элемент неожиданности.
Он мастерски изображал различные акценты. Если подозреваемый находился в толпе, Боб начинал говорить на манер итальянца, для «Черных пантер» (Леворадикальная воинствующая партия, выступающая за вооруженную самооборону афро-американцев. — прим. ред.) сходил за уличного хлыща. Мог притвориться исламистом, ирландским провинциалом, евреем-иммигрантом или протестантом из Гросс-Пойнта. Изображая тот или иной характер, он не только менял голос, становились другими его словарь и дикция. Боб настолько овладел этим искусством, что однажды позвонил Джо Дел Кампо — другому агенту, о котором речь пойдет в следующей главе, — и убедил его, что он черный активист и хотел бы стать информатором ФБР. В то время от нас требовали создавать и расширять сеть внутригородских источников.