Но мысль о том, что отшельник был простецом, скоро пришлось оставить. Между стеной и столиком отец Серафим обнаружил грубо сбитый ящик, в котором находилась рукопись не менее загадочная, чем ее автор.
Удивило уже само название рукописи – "Начальник тишины". Далее выглядело странным, что дата окончания рукописи и дата кончины отшельника совпадали. Необычным было и содержание рукописи, что стало ясно при беглом знакомстве с ней. Это был келейный дневник, начинавшийся весьма своеобразным рассказом от первого лица. "Неужели рассказчик и сделался впоследствии таинственным отшельником?", – гадал отец Серафим.
Были и еще два вопроса, связанные со всей этой историей. Первый вопрос: кто написал эпитафию на могиле? Если отшельник сам ее заранее написал, то получалось, что он предугадал дату собственной кончины. И второй вопрос: кто похоронил пустынножителя? Не мог же он лечь в могилу и закопаться. Но, если с ним был кто-то еще, то про келью и подвижника знали бы прочие обитатели Абхазской пустыни. Полная неизвестность этой кельи и ее хозяина могла быть соблюдена только при условии, что отшельник ни с кем не поддерживал отношений и про его приход на пустынножительство никто ничего не знал. А такое было практически невозможно.
Отец Серафим так был тронут девственной сокрытостью найденного им отшелия, что решил провести ночь на том месте и помолиться "о упокоении зде подвизавшегося раба Божия, его же имя Сам веси, Господи". Монах-проводник ушел к жившему неподалеку пустыннику, и отец Серафим остался один.
На горные хребты опустилась слепая южная ночь, иеромонах зажег принесенную с собой свечу и хотел было встать на молитву… Но тут началось! Раньше отец Серафим думал, что про такое только в житиях да патериках пишут, а выяснилось, что и в его собственной жизни подобное возможно. Сначала по полу кельи стал прогуливаться здоровенный еж, оказавшийся вовсе не ежом, а самым обычным бесом. Это выявилось после того, как отец Серафим от неожиданности его перекрестил. Еж метнулся в сторону, на мгновение исчез, но сразу же опять появился, на этот раз уже в виде полосатого кабана. У отца Серафима вспотели ладони. Он отшатнулся к стене и, с силой разрубая воздух, вновь сотворил крестное знамение. Кабан исчез. Но тут в окошко просунулась чья-то окровавленная рука. Отец Серафим яростно атаковал ее крестным знамением. Рука исчезла… В этом же роде продолжалось до утра. Когда все закончилось, отец Серафим упал на земляной пол перед иконой и стал со слезами благодарить Господа, что по молитвам жившего здесь безымянного подвижника, был спасен от лютой смерти в эту ночь. "Как же он-то, родненький, терпел?", – ужасался отец Серафим.