Отец Серафим бережно погладил тетрадь и открыл ее…
Рукопись дорого ему досталась. Он из-за нее чуть жизни не лишился.
Прошлым летом, несмотря на свой далеко не юношеский возраст, иеромонах отправился в Абхазские горы к пустынножителям. В советское время их там много подвизалось, но с началом перестройки по разным причинам стало значительно меньше. Однако, были… Много удивительного приходилось слышать отцу Серафиму про кавказских пустынножителей, про этих христианских героев духа. Про то, как их арестовывала милиция и убивали охотники, как военные преследовали их на вертолетах, про их молитвенное делание и чудотворения, про святость жизни. Вот и решил отец Серафим посетить благословенную Абхазскую пустыню. Добравшись с разными приключениями до затерянного в горах поселка, он нашел жившего там старенького монаха, в прошлом подвизавшегося в горах. Монах охотно согласился быть проводником.
Летом в горах, как в райском саду. Птахи сладко щебечут. Растительность поражает многоцветием палитры. Воздух, кажется, можно пить, как прозрачную родниковую воду. Среди этого благолепия отец Серафим почти не замечал трудностей пути, а ведь приходилось пересекать стремительные студеные горные речки и часами идти по острым камням… Отец Серафим взмок от пота, но усталость его была какой-то хорошей, радостной. Паломники посетили нескольких пустынножителей, духовно утешились их беседами и ласковым обхождением.
И вот через несколько дней пути отец Серафим, углубясь на привале в чащобу, случайно обнаружил загадочную келью. Правда, тогда он еще не знал, что она загадочная. Но вскоре это сделалось очевидным. Монах-проводник, добрую половину жизни подвизавшийся в этих местах, понятия не имел о существовании кельи. Впоследствии выяснилось, что вообще никто из окрестных пустынножителей ничего про эту келью и ее хозяина не знал.
Справа от кельи отец Серафим чудом углядел небольшой холмик, сплошь заросший терновым кустарником. По полусгнившей дощечке с надписью удалось определить, что это – могила хозяина кельи. Эпитафия гласила довольно странно: "Иерей Божий, когда ты найдешь мою убогую могилу и когда будешь читать мою рукопись, помяни за упокой меня, грешника, имя мое Бог знает. Я не имел права жить с людьми". Ниже был нарисован восьмиконечный крест и стояла дата кончины: "5 июля 1975 г.".
Келья от времени совсем развалилась. Дверь покосилась и почти выпала. Крохотные оконца были завешены полуистлевшими тряпками. В одном месте ржавый лист кровельного железа провалился, и через образовавшееся отверстие келью периодически заливало дождем, а зимой засыпало снегом. Однако, как ни странно, вторая половина кельи, где стоял самодельный столик из ствола дерева, была в порядке. В этой части кельи на стене висела почерневшая от времени икона Пресвятой Богородицы Иверской, написанная скорее всего еще до революции каким-то деревенским богомазом. Несмотря на техническое несовершенство изображения, отец Серафим отметил умилительную детскую простоту иконы. "Вот такие простецы, как этот богомаз да этот отшельник, и наследуют Царство Небесное", – подумал он.