— Стой!
Сержант! Не выдержал, схватился за шпагу и свалился на скамью с ножом в горле.
Пялящиеся в черные дула солдаты, неподвижное лицо Коурвилля, стихший шум в первом зале. Капитан ныряет вперед, опрокидывает стол, прячется за столешницей. В дверном проеме возникает усатая рожа, что-то орет и исчезает.
— Гица, — рука Ласло стискивает запястье, — бежим!
— Скорей, — велит бровастый, — за мной!
Согнуться в три погибели, шмыгнуть в лаз… Хорошо, она не в юбках! Рука тянется к пистолетам, но их нет и не будет; подворачивается нога, ничего, споткнуться на правую — замуж выйти… Какой низкий потолок, а Франсуа точно лис, ишь какие норы нарыл!
Глухо, как из погреба, грохнули выстрелы, хлопнула и заскрипела дверь.
— Засов, засов давай!
— Заело, раздери его в лохмотья!
— Есть!
— Доски толстые, пока высадят.
— Все одно, шевелись…
Теперь деваться некуда, теперь только с разбойниками. Земляной пол, горячее дыханье Лаци, серые столбы света из отдушин. Солдаты все еще лупят в дверь, хрипло рявкают мушкеты, с потолка на голову сыплется всякая дрянь.
— Разрубленный Змей!
— Эрвин, куда тебя?
— Плечо, чтоб его…
— Идти можешь?
— А куда я денусь…
Еще одна дверь, за ней — полутьма и сквозняк. У дощатой стены три лошади… Твою кавалерию, Бочка! Поганец недовольно фыркает, норовит лягнуть держащего его разбойника.
— Открывай!..
День врывается в низкие ворота, бьет по глазам, из слепящего блеска вырастают морщинистый ствол, угол дома, подмерзшая дорожная колея…
— Тетку, тетку подсадите!
Дуглас перехватывает уздечку, Бочка прижимает уши, злится.
— В седло, гица. — Руки Лаци швыряют ее наверх, жеребец приседает на задние ноги, коротко, обиженно ржет.
— Заткнись! — Оседлали или не расседлывали? Лаци и Дуглас уже верхом. Витязь вроде ничего, а Драгун ускачет не дальше Бочки.
— Готовы? — Рука вожака тянется к поводу.
— Я сама, — рычит Матильда. Проклятье, ну почему она не оставила пистолеты в ольстрах?!
— По улице и к роще! Мы догоним.
Дуглас вылетел из сарая первым, едва не сбив коневода в желтой шапке. Разномастные высокие кони молча рыли смерзшуюся землю.
— К роще, к роще гоните!
Дорога вьется меж черных пустых садов, уводит в поля и дальше, к синему перелеску. Копыта Бочки бьют вымороженную пыль, пахнет холодом и бедой, издевательски громко орет пестрый петух и исчезает вместе со своим забором.