— Я не знаю, Катари. — Он никогда не втянет кузину в заговор, кровавые игры не для нее, но о Мэллит с ней говорить можно, вернее, можно только с ней. — Я уже ничего не знаю… Она любит Альдо… Полюбила с первого взгляда, а я полюбил ее. Мне удалось стать ей другом, на большее я не надеялся. Мы спали в одной комнате, то есть она спала, а я с ума сходил, даже завел себе женщину. Красивую. Очень красивую и очень странную.
Потом мы уехали, сначала — в Сакаци, затем — в Талиг. Все понеслось, как с горы, но я знал, что люблю, а меня не любят. Знал, пока мы не встретились, нет, не так! Пока она не увидела Альдо и не пошла за ним… Мне хотелось ее схватить, запереть, отправить назад, но не из ревности. Все умерло, мне даже сны больше не снятся…
— Бедный. — Кому она говорит: ему, себе, Создателю? — И девочка эта бедная… Потерять тебя — это несчастье. Это страшней, чем влюбиться в тень. Приведи ее ко мне… Я еще не монахиня, я могу взять к себе подругу.
— Мэллица не пойдет, она у Альдо… То есть в апартаментах принцессы. Альдо так проще скрывать бегство Матильды.
— Матильда Ракан бежала? — задумчиво произнесла Катарина. — Это конец… Если не выдерживает материнская любовь, значит, человек больше чем умер. О мертвых плачут, а бегут — от выходцев.
— Матильда не мать, — зачем-то напомнил Эпинэ, — а бабушка.
— Это еще страшнее. — Катари зябко передернула плечами. — Расскажи мне про суд, только правду. В чем его обвиняют?
Можно спросить «кого», но зачем притворяться?
— Во всем. — Слова сорвались с языка сами, и как же глупо они прозвучали, но Катарина, кажется, поняла.
— Меня тоже обвиняли во всем, — женщина почти улыбнулась, — от государственной измены до адюльтера с оруженосцами. Забыли только то, в чем я и в самом деле виновна.
То есть связь с Алвой. Манрики трогать Ворона побоялись, но Альдо ему Катарину припомнит.
— Робер, — кузина отложила четки и сложила руки на коленях, — расскажи мне все. Я знаю больше, чем ты думаешь, и я, став королевой, поумнела. Не сразу, конечно, но я была достаточно одинока, чтоб научиться думать.
— Прокурор извел очень много бумаги, я насилу прочел. — Шутка не удалась, но он Иноходец, а не граф Медуза. — Главные обвинения связаны с покушением на короля и его слуг, потом идет убийство епископа Оноре, Октавианская ночь, заговор против всех Людей Чести Талига и всякая ерунда.
— Будь мои братья живы, — голосок Катари дрожал, но глаза смотрели твердо, — я бы молчала… Я… очень виновата перед Рокэ. То, что я скажу, его не спасет, но можно доказать, что братья знали об Октавианской ночи и ждали ее.