Штанцлер врет, как проворовавшийся интендант, нет у него никакого осведомителя, и списка никакого не было, и заговора. Старый плут сочинил для Дикона сказку и вынужден за нее цепляться, а Рокэ молчит, то ли устал, то ли Ричарда жалеет.
Если мальчишку загнать между Августом и Джереми, он наконец проснется, но это потом. Окделл есть Окделл, разочарования не перенесет. С дурня станет броситься к Альдо, а сюзерен не рискнет держать при себе второго Алана. Зато когда все закончится, Дику придется выслушать много интересного. И от Джереми, и от сестры, и от Катари.
Крови на дураке пока, слава Создателю, нет, а остальное смыть можно, даже яд.
— Граф, — Кортней расстилается перед Штанцлером, словно ублюдок все еще кансилльер, — почему вы предпочли бежать, а не потребовали суда над угрожавшим вам человеком?
— Мне, знаете ли, нечего терять, — свидетель глубоко вздохнул, — и нечего бояться, ведь я старый человек, и я одинок. К побегу меня вынудили обязательства перед покойным герцогом Эпинэ. Кроме того, моя смерть стала бы еще одной победой Дорака и Алвы. Я должен был жить хотя бы для того, чтоб они не чувствовали себя полными хозяевами Талигойи. Да, я бежал, но не в Гайифу и не в Дриксен, а к своему старшему другу. Анри-Гийом умирал и знал это. Он завещал единственному уцелевшему внуку свою борьбу и свою месть, но Робер Эр-При был далеко, а в провинции с благословения Дорака бесчинствовали Колиньяры.
Что мне оставалось делать? С помощью верных людей я начал готовить восстание, но мое присутствие приходилось скрывать. Увы, я не мог и помыслить, что тщательность, с которой мы оберегали герцога Гийома, в глазах его внука станет предосудительной.
Надо было его убить, пусть и на глазах Карваля. Марион Нику… Тварь, едва не сжегшая провинцию и опять уцелевшая. Но это ненадолго… «Эру Августу» нечего делать в Багерлее, ему пора в Закат!
— Граф Штанцлер, — ворковал Джаррик, — какими доказательствами заговора против Людей Чести вы располагаете?
Бывший кансилльер развел чистыми руками, на которых было больше крови, чем на бойне.
— Что я могу привести в доказательство, кроме моего слова и участи, постигшей Ариго, Килеан-ур-Ломбахов, Приддов… Только восстание в Эпинэ.
— Господин Штанцлер, — обвинитель пошевелил какой-то бумагой, — как вам удалось покинуть дворец?