– Твой нрав не претерпел особых изменений, – с иронией сказал Нэсс, выслушав мнение Проклятой.
– С чего бы ему становиться лучше, хотела бы я знать? – удивилась Тиф. – Мы, судя по всему, в месте столь унылом, что хоть руки на себя накладывай. Я таких даже в пустыне за Сахаль-Нефулом не видела.
– Я бы на твоем месте поблагодарил Бездну за то, что мы здесь. Эта «дыра» гораздо лучше, чем зимовка в шалаше из еловых веток или сугробе!
– Ну, тут не поспоришь, – пробормотала Убийца Сориты и тут же вскинулась: – Эй! Как это?! Какая зимовка?!
– Самая настоящая. Мы застряли здесь до весны без всяких шансов покинуть горы. Так что привыкай.
Услышав эту новость, Тиф и вовсе скисла. До весны! Подумать только!
– Что это ты притихла? – удивился лучник.
– Предпочитаешь, чтобы я называла тебя недалеким придурком вслух? – раздраженно зашипела она. – А, Бездна! Как болит голова! Где шляется Целитель, когда он так нужен?! Впрочем, толку от него! Как был безруким, так безруким и умрет. Я быстрее белку научу плетениям, чем твоего приятеля.
Она зря ругала Шена. Тот смог значительно ослабить боль, но мигрени продолжали мучить Проклятую еще две недели.
Убийца Сориты не помнила, как с ней произошел несчастный случай, но поняла, что, судя по рассказам окружающих, к ней благоволила сама Бездна.
У тупого деревенского дурачка оказалась крепкая, удачливая башка. Другой на его месте давно бы стал покойником.
– Спасибо, вообще-то, следует говорить мне, – как-то услышав ее слова, сухо произнес Шен, перебирая пальцами одолженные у Нэсса алые четки.
– Никто не принижает твоих достижений! – отмахнулась Тиа. – Ты оказался в нужное время в нужном месте. Кстати, с чего это ты решил вернуть меня к жизни?
– По доброте душевной, – буркнул он. – Поверь, я уже жалею, что это сделал.
– Нисколько не сомневаюсь, – серьезно ответила Проклятая. – Я бы тоже сожалела.
Больше они на эту тему не разговаривали.
Пролежав без сознания Бездна знает сколько дней, Тиф была страшно слаба и редко выбиралась из своей берлоги. Проклятая тихо зверела и едва ли не на стенку лезла. Большую часть времени она торчала на самом верху Жилой башни, созерцая опостылевшие горы и считая сыплющиеся с неба бесконечные снежинки. Это была самая долгая зима в ее жизни, и порой, особенно в сумерках, Убийце Сориты начинало казаться, что она никогда не кончится. Что весь мир раз и навсегда погребен под тяжелым слоем снега, который больше не растает.
Рацион тоже способствовал дурному настроению. Тиа не знала худшего мяса, чем конское. Конину она терпеть не могла, и теперь ела с большим отвращением. Лук, в отличие от нее, уплетал еду за обе щеки и как-то раз поинтересовался, почему она оставила свою порцию почти нетронутой. Дочь Ночи так посмотрела на стражника, что тот предпочел заткнуться и больше с глупыми вопросами не лез.