— Ну, как, Сень? — спросил дрифтер. — Освоил вожачка?
— Помаленьку.
— Вот, как скойлаешь его от промысла до порта, тогда и домой пойдем.
И правда, я посчитал — как раз за рейс и выберу эти две тысячи миль.
Я сплюнул и пошел к бочкам. Все же разнообразие…
В этот же день к нам почта пришла и картины. Один СРТ доставил, «Медуза», из нашего же отряда. Позже нас он на неделю вышел на промысел.
Бондарь приготовил пустую бочку, Серега достал багор с полатей. Как-то уж вышло, что он и за киномеханика, и вот если надо, с багром — то почту тащить, то чей-то кухтыль потерянный подобрать — в "Комсомольскую копилочку".
"Медуза" встала от нас метрах в пятнадцати, и кепы начали переговоры:
— Как самочувствие? — это с «Медузы».
— Спасибо, и вам такого же. — Это наш. — Имеем две про шпионов и эту… как ее…
Дрифтер сложил ладони рупором:
— "Берегись автомобиля"!
Там пошло совещание. Потом с «Медузы» ответили:
— Товар берем.
— А вы что имеете?
— Одну про шпионов, но две серьи. И заграничную, про карнавал. С песнями.
Кеп поглядел на нас. Я ее как будто видел в порту.
— Ничего, веселенькая.
Кеп опять приложился к мегафону.
— Махнемся!
Они запечатали бочку и кинули за борт, а сами отошли. Мы подошли, подцепили багром, бросили свою. А пока вот так маневрировали, каждый во что горазд перекрикивался с парохода на пароход: кто про какого-то Женьку Сидорова, которого что-то давно не встречали на морях, и в «Арктику» он не заявляется; кто про Верочку, общую знакомую, которой вдруг счастье подвалило — физика себе оторвала с ледокола «Ленин», скоро свадьба, поди; кто по делу — помногу ль на сетку берем и не собираемся ли менять промысел…
Серега из бочки вытаскивал коробки с фильмами, газеты за прошлую неделю. И тощенькую пачку писем — еще не расписались там, на берегу.
Бондарь, около меня, говорил Сереге:
— Хороший пароход, я на нем ходил.
— Кеп ничего там?
— Такой же.
— А дрифтер?
— То ж самое.
— А боцман?
— Разницы нету.
Я взглянул — и правда: пароход — ну в точности наш, мы в нем отражались, как в зеркале. Такой же стоял на крыле кеп — в шапке и телогрейке, такой же дрифтер горластый, боцман — с бородкой по-северному, бичи — в зеленом, как лягушки. Такой же я сам там стоял, держался за стойку кухтыльника, высматривал знакомых. Вот, значит, какие мы со стороны…
Кто-то меня толкнул под локоть. Бондарь. Глаза — как будто драться со мной хотел. А на самом деле — письма мне протягивал.
— Держи, нерусский.
А я ни от кого писем не ждал. Мать еще не знала, на каком я ушел. Но тут и от нее было, переслали из общаги.
— Почему же это я нерусский?