В это время они и подошли ко мне, Алик и Димка. Взялись за леер, смотрели, как я кидаю робу в волну.
— Чудно, — Алик сказал. — И выстирывается?
— Завтра увидишь.
— Тогда уж лучше с кормы бросать?
— Лучше. Но можно и на винт намотать.
— Да, верно.
Я чувствовал — они о другом хотят спросить. Алик постоял и отошел, а Димка все наблюдал — как моя роба волочится в струе и штерт похлестывает по обшивке.
— Шеф, ты с ней давно знаком?
— С кем?
— Шеф, зачем делать вид, что не понимаешь.
— Ладно, не будем делать вид. Тебе — зачем знать?
— Слушай. — Он взял меня за локоть, я отодвинулся. — Ты не дичись, пожалуйста. Дело в том, что я ее чуть не с детства знаю. Мы в школе вместе учились.
Ну что ж, в общем-то правильно я догадался. Интересно только, из-за кого она тогда не пришла — Алик у нее или Димка?
Он спросил:
— У тебя с ней что-нибудь было? Мне просто хочется знать — далеко ли у вас зашло.
Я пожал плечами. Вот уж о чем не хотелось бы.
— Не было, — сказал Димка. — И скажи спасибо. И ничего не будет.
— Так ты уверен?
— Шеф, речь же идет не об переспать. С таким парнем ей это даже будет интересно. Ты не подумай, что здесь мужицкая солидарность, я к ней такие же чувства питаю, как и к тебе. Но я знаю — роман у вас все равно не склеится, только для нее это пройдет бесследно, а для тебя — нет. Я на тебя посмотрел в салоне, и понял, что нет.
— Чья она? Твоя или его?
— Ничья, шеф. Отношения чисто товарищеские. Такая застарелая платоника, что уже неинтересно по-другому. Шеф… Ты извини, старик, что я тебя так зову. Ну, привязалось. И тут ничего нет плохого.
— Да хоть горшком.
— Так вот, шеф. Мне жаль тебя огорчать. Ты славный парень. И мне не хочется твоего разочарования.
— Она, ты хочешь сказать, стерва?
Он засмеялся:
— О нет! Это было бы даже прелестно!
— Ну, может, она какая-нибудь…
— Шеф, она никакая!
Мне смешно стало.
— Ну, это я уж и не верю. Какая-нибудь да есть. Просто, ты ее не знаешь.
— Почему я думаю, что я ее все-таки знаю, шеф. Потому, что сам такой же. Понимаешь, мы, наверное, все серьезно больны. Я и о себе, и об Алике говорю, и о чудных наших приятелях, которые остались в Питере, считаются нам компанией. Все милые, порядочные люди. Не гадят в своем кругу. Не делают карьеры один за счет другого. А это уже доблесть, шеф. Но на самом деле положиться на них нельзя. Потому что — никакие. Наверное, когда людям долго говорят одно, а потом — совсем другое, это не проходит безнаказанно. В конце концов, рождается поколение, которое уже не знает, что такое хорошо и что такое плохо.
— Что ж вам такого говорили?