— Эй, сварщики! — Шурка им орал. — Вы варите как следует. Потонем — вас же совесть замучит.
Мне с Васькой Буровым боцман вручил по лопате — мокрый уголь из каптерки штывать в пробоину. Его там до черта насыпалось — трубу разорвало, по которой он сыплется из бункера; вся вода от него почернела.
— Эй, сварщики, — Васька шептал им в дыру. — Ни хрена не варите, поняли? Одних бичей слушайте. Сварите себе тяп-ляп. Чтоб она снова потом бы разошлась.
— Да не поймешь вас, ребятки, кого слушать.
Они и не слушали, грохали по обшивке. Дрель визжала, как зарезанная.
— Давай, Васька, штывай, — сказал я ему.
— Да погоди, вожаковый, посачкуем. Никто ж нас тут не видит.
Я один штывал. Что толку сачковать — когда сидишь в вонючей дыре, грохот в ушах, визг. Но Ваську хоть повесьте за ноги — он и так сачковать согласен. Сидел на кадушке с капустой и все перекуривал, перекуривал.
Старпом пришел — взглянуть на нашу работу.
— Сколько выгребли?
— Сто шидисят три лопаты, — Васька говорит.
— Он, значит, работает, а ты считаешь?
— Как же не считать? Мы ж по очереди. Вдвоем же не развернуться, продуктивность снижается.
Он хороший сачок, с образованием. Спросил даже, с готовностью:.
— До сколько штывать, старпом? До тыщи или до трех?
— Пока сухой не пойдет.
— Ясно, это считай — тыща семьсот.
Старпом постоял и ушел.
— Кури смело, — говорит мне Васька. — Слыхал — "пока сухой не пойдет".
— Ну, так нам тут работы суток на трое.
— Ты что? Его, если хочешь знать, вообще штывать не нужно. Думаешь, он мокрый не горит? Его специально водой поливают, спроси у кандея.
Я бросил лопату.
— Так чего ж мы с ним возимся?
— А не возись! Я ж те говорю — кури. Ну, шевели полегоньку, а то на палубу выгонят.
Я снова взял лопату.
— Не напрягайся, — сказал Васька. — Это ж мы всегда можем сказать: "сухой пошел".
— Они ж увидят.
— А мы сами сухого подсыпем. Из бункера принесем и затолкаем в трубу. Ты, Сеня, молодой еще, дак за артельного держись. Я с дураками всю жизнь живу, а с ними-то больше научишься, чем с умными.
Но недолго мы блажествовали. Граков пришел — я его ботинки увидал, с замшевым верхом. Стоял и стоял у нас над душой, пришлось тут и Ваське включиться в работу.
Вдруг он нас спрашивает, Граков:
— Это кто велел?
Я все кидал лопату за лопатой.
— Кто приказал уголь в воду бросать?
— Мало ли, — говорю, — умников найдется.
— А у тебя у самого голова на плечах имеется?
Я встал, опершись на лопату, и заглянул вверх:
— Ну, вы потише, меня родная мама с детства не обижала.
— Грубый матрос, — говорит он мне. — Совершаешь двойную бесхозяйственность и грубишь при этом старшему. Уголь надо сушить, а не бросать в воду. А второе — дно засоряешь в бухте. По конвенции мы здесь окурок не имеем права бросить за борт.