— Тот самый? С тюльпанами?
— Тот самый. Какая разница? Девка ты, что ли?
Я попросил:
— Ты отвернись все-таки.
— Да уж отвернулась. В халате ты мне совсем, совсем не интересен. Не то что в курточке. Правда она утонула?
— Да.
— Ну, приходи давай. Четвертая дверь у меня налево, по этой же стороне.
Коридор весь как вымер, и я до четвертой двери дошлепал спокойно. В каюте горел ночник на столике, и чуть из коридора пробивался свет — сквозь матовое стекло над дверью. Иллюминатор заплескивало волной, и она тоже светилась — голубым светом. Клавка стояла у столика спиной ко мне.
— С кем ты тут? — Я две койки увидел.
— Вот на эту садись. Валечка еще тут, прачка. Которая как раз тебе стирает. Как говорится, две свободные с отдельным входом.
— Две — это уже не с отдельным.
— На то, миленький, существуют вахты. Шучу, конечно. Ну, согрелся хоть?
— Как будто.
— Поешь теперь? Мне тебя покормить хочется.
Клавка повернулась ко мне. На столике у нее поднос стоял, накрытый салфеткой.
— Спасибо. Да мне-то не хочется.
— Ну, попозже. Просто ты перенервничал. Ну, а что ты хочешь? Выпить хочешь? Совсем захорошеешь?
— Это вот — да.
— Водки тебе? Или розового?
— У тебя и то и то есть?
— Зачем же Клавка живет на свете?
Я засмеялся. Я уже пьян был заранее.
— Налей розового.
Клавка быстро ввинтила штопор, бутылку зажала в коленях, чуть покривилась и выдернула пробку. Я смотрел, как она наливает в фужеры.
— Себе тоже полный.
— Конечно, полный. За то, что ты жив остался. Ну, дай я тебя поцелую. — Клавка ко мне нагнулась, голой рукой обняла за шею, поцеловала сильно и долго-долго. Даже задохнулась. — Ну, живи теперь. Меня хоть переживи.
Она смотрела, прикусив губы. И я себя снова чувствовал молодым и крепким, жизнь ко мне вернулась. Я уже пьян был по-настоящему — и вином, и теплом, и Клавкой.
— Клавка, тебе идти надо?
— Конечно, надо. Но ты ж меня дождешься?
— Дождусь.
— Не умри, пожалуйста. Не умрешь?
Она подошла к двери — без туфель, в чулках, — задвинула замок.
— Клавка, тебя же там хватятся.
— Ну, хватятся. Разве это важно?
— Что же важно, Клавка?
Она мне не ответила. А важно было — как женщина повернула голову. Ничего важнее на свете не было. Как она повернула голову и вынула сережки, положила на столик; как вскинула руки и посыпались шпильки, а она на них и не взглянула, и весь узел распался у нее по плечам; как она смотрела на иллюминатор и улыбалась — наверное, что-то еще там видела, кроме голубой воды, — как завернула руку за спину, а другой наклонила ночник, и как быстро сбросила с себя все на пол и переступила…