Час — это значит, он два раза позвал. Я не стал спорить. Это самое лучшее.
— Не ходи никуда, сейчас отчаливать будем. Люди все на месте?
— Кто пришел, тот на месте.
— Отвечаешь не по существу вопроса.
А что ему ответишь? Не пошлет же он меня в город, если кто и опоздал. В Тюва-губе догонят.
Еще два человека прыгнули с причала, с чемоданчиками в руках, и тут же скрылись в кубрике. Потом показался третий штурман с белым мешком за спиной. Не с мешком, а с наволочкой. В ней он, наверное, лоции приволок и аптеку, он ведь на СРТ и за доктора. Лекарств у него там до фени, каких хочешь, но на все случаи жизни — зеленка и пирамидон, больше он не знает. Зеленка — если поранишься, а пирамидон — так, от настроения. А больше мы в море ничем не болеем.
За третьим — женщина прибежала, в пальто с лисой и в шляпе. Как раз у трапа они и начали обниматься. Женщина большая, а штурман маленький. Он ее за талию обнимал, а она его — за шею. Едва отпустила живым, набрасывалась, как тигрица. Третий прыгнул на палубу и помахал ей морской отмашкой. Глаза у него блестели растроганно.
— Иди, — сказал ей нежно, — простудишься. Она постояла, как статуя, и пошла.
— Хороша? — спросил у меня третий. — За полторы сойдет, верно?
— За двух.
— Сашкой зовут. Вчера познакомились.
Я кивнул.
— Слыхал новости? Отзовут нас с промысла, рейс не доплаваем. Точно, мне в кадрах верный человек сказал.
— Это почему отзовут?
— А не ловится селедка.
— Неделю назад ловилась.
— Неделю! За неделю, знаешь, что может произойти? Землетрясение! Черт-те чего! Я те говорю — отзовут.
Новости, конечно, самые верные. Одна баба слыхала и кореш подтвердил. Всегда перед отходом ползают какие-то таинственные слухи: отзовут, не доплаваем, вернемся суток на двадцать раньше. Иногда, и правда, отзывают. Но я сколько ни плавал, день в день приходили, на сто шестые сутки.
— Что ж, — говорю, — приятно слышать.
— Вот! Ты со мной не спорь. Как насчет курточки?
— Все так же.
— И зря. Отнеси мешок в штурманскую.
— Не понесу. Это твое дело. А я с палубы не могу уйти.
— Резкий ты парень!
Он поднял воротник на шинели, вскинул наволочку и побежал, полусогнутый.
— Вахтенный! — старпом позвал из рубки.
— Ну?
— Не «ну», а «слушаю». Убрать трап!
С берега мужичонко, в шапке набекрень, подал мне трап. Больше никого на пирсе не было. Над всей гаванью заревело из динамиков:
— Восемьсот пятнадцатый, отходите! Восемьсот пятнадцатый, отдавайте концы!
Старпом в рубке горделиво стоял у штурвала. Рад был, что кеп ему доверил отчаливать.
— Вахтенный! Отдать кормовой!
Тот же мужичонко подал мне конец, и я вышел под рубку, ждал, когда борт отвалит от стенки.