Мыльные оперы его развлекли. Хотя картинка то и дело дергалась, а звук временами плыл, ему нравилось смотреть, как люди ссорятся, мирятся, страдают, женятся, разводятся и изменяют друг другу. Очевидно, личные взаимоотношения в двадцатом веке стоят на одном из первых мест по значимости.
Пышнотелая блондинка со слезами на глазах бросилась в объятия полуобнаженного красавца, и они слились в долгом, страстном поцелуе, сопровождаемом тихой музыкой. Значит, поцелуи в двадцатом веке — вполне распространенное явление. Почему же Либби так разволновалась?
Не в силах усидеть на месте, Кэл встал и подошел к окну. Ведь и сам он отреагировал па поцелуй совершенно неожиданным для себя образом. А теперь злится. Он стал каким-то уязвимым. Раньше с ним ничего подобного не случалось. У него было много женщин, но ни с одной он не испытывал того, что испытал сегодня с Либби.
Ему захотелось узнать о Либерти Стоун все, что только можно. О чем она думает, что чувствует, к чему стремится, чего терпеть не может. Он хотел задать ей миллион вопросов, и при этом знал, что, едва дотронется до нее, глаза у нее потемнеют и сделаются бездонными. Без малейших усилий он представлял, какая у нее нежная, шелковистая кожа…
Надо забыть о ней. Он не имеет права отвлекаться! Перед ним стоит одна задача: вернуться домой.
Время, проведенное с Либби, — всего лишь приключение. Как ни мало ему известно о женщинах двадцатого века, Либерти Стоун явно не из тех, кого можно легко бросить. Достаточно взглянуть ей в глаза, пылающие страстью и силой.
Кэл привык думать, что не скоро остепенится и обзаведется семьей. Правда, его родители начали встречаться и поженились довольно рано — в тридцать лет. У него пока нет никакого желания обзаводиться постоянной спутницей жизни. А когда он все же женится, напомнил себе Кэл, то женится в своем времени. А о Либби будет вспоминать только как о приятной передышке в трудной и щекотливой ситуации.
Ему нужно лететь. Он прижался ладонями к холодному стеклу, как будто здесь была тюрьма, из которой без труда можно убежать. Должно быть, о таком приключении мечтают многие мужчины, но приключения рано или поздно заканчиваются, так что он предпочитает вернуться в собственный мир — и в свое время.
Правда, он кое-чему научился, читая газеты и смотря телевизор. В двадцатом веке мир был очень далек от мира, многие утром не знали, что будут есть на ужин — и будут ли ужинать вообще. В двадцатом веке во всех странах накопилось множество оружия, которым пользовались очень беззаботно. Зато дюжина свежих яиц стоила примерно доллар — тогда в США ходила такая валюта, — и все поголовно сидели на диете.