«Здоров будь, Сноп. Слушай, проверь, кто блокировал сигнал на мой компьютер. Найдёшь мерзавца, за мной магарыч».
Отправил на адрес, не числящийся в списках НИИ. Сноп давно и очень успешно работал с локальной сетью Зоны, чем и зарабатывал на жизнь. Себя он называл странным словечком «хакер». Снопа уважали рядовые сталкеры и безуспешно ловили службы НИИ. Мало того, его никто не видел в глаза, а деньги за выполненную работу следовало передавать через третьи руки.
Ответ пришёл не скоро.
«Извиняй, Лунь. Сигнал действительно блокировался, но данных, кто это делал, уже нет. Одно могу сказать точно — блокировали с НИИ, и девяносто из ста, что это делал тот, кто отправлял тебе последнее перед моим сообщение. Гонорара не нужно. Это же какой паскудой надо быть, а?»
Мозаика сложилась. Ещё никто и никогда не устанавливал приборы в точке Выброса непосредственно перед оным. Данные с раскиданных мной дартсов, а особенно того, что нырнул в пруд, были необычайно ценны для науки. Настолько ценны, что мог бы и гробануться сталкер, оказавшийся в нужном месте и в нужное время. И этим сталкером был я. А учёным, занимающимся физикой Выброса, была Гюльчатай, и от того, успею ли я к пруду в нужный момент, возможно, зависела судьба её диссертации. А вот успею ли обратно, это уже другой и неинтересный «ботаникам» вопрос.
На душе стало паскудно. Никаких обид, на обиженных воду возят, просто…
«А что ты хотел, сталкер Лунь? Неужели ты всерьёз думал, что твоя жизнь для „ботаников“ имеет какую-то ценность? Для них ты „смертник“, „уголовный элемент“, „радиоактивное мясо“, и нужен постольку, поскольку являешься поставщиком материала для исследований. Но чтобы Гюльчатай? Сказочный восточный цветок с ослепительной улыбкой, очаровательная Светлана Григорьевна, спасибо тебе за науку. Век живи, век учись. Всё равно дураком помрёшь. Тьфу, тьфу, блин…»
— Эй, Лунь… — за рукав слегка потеребили. — Ты чё затих? Случилось чего?
— Да нет… философствую на предмет человеческой натуры.
— А-а. Ясно.
— И что именно ясно?
— Да так… дерьма в человеке много, Лунь. Хорошие люди мне редко встречались.
— И какое дерьмо самое хреновое в гомо сапиенсах?
— Равнодушие, — уверенно заявила Хип. — Хуже равнодушия нет. Веришь, отчима ненавидела, а ещё больше тошнило от соседей по лестничной клетке. Сижу на лестнице, сопли кровавые утираю после его кулаков, а мимо поднимаются с авоськами, морды каменные, не замечают. Или остановятся: «кто тебя так, девочка? Может, надо чего?» а у самих скука в глазах, и уже жалеют, что спросили. Зато потом скажут себе «а всё-таки я хороший человек. Помочь вот хотел» и будут гордиться до пенсии. — Хип немного помолчала. — И в электричках насмотрелась на эти хари. Гармошку на плечо, через тамбуры протискиваешься и молишься, чтоб одноклассника какого не встретить и чтоб предкам на водяру сразу дня на три наиграть. Идёшь, песенку горланишь, от контролёров прячешься…