В минувшие эпохи, в так называемые «великие» и бурные времена, при войнах и переворотах, от людей умственных профессий порою требовали, чтобы они участвовали в политике. В особенности это относится к концу фельетонистической эпохи. В число ее требований входила политизация или милитаризация духа. Подобно тому как церковные колокола переливали в пушки, как совсем незрелыми школьниками пополнялись поредевшие ряды войск, так и дух конфисковывали и использовали в военных целях.
Разумеется, мы согласиться с таким требованием не можем. Не приходится спорить о том, что ученый в случае крайней нужды может быть отозван с кафедры или от лабораторного стола и превращен в солдата, более того, что он при известных обстоятельствах должен пойти па это добровольно, наконец, что в истощенной войной стране ученый должен разделить с народом все материальные лишения, вплоть до голода. Чем выше образованность человека, чем большими прерогативами он пользовался, тем больше должны быть приносимые им в случае нужды жертвы; мы надеемся, что для каждого касталийца это когда-нибудь станет непреложной истиной. Но если мы готовы принести в жертву народу, когда он находится в опасности, наше благополучие, наши удобства, нашу жизнь, из этого еще не следует, что мы готовы принести в жертву злободневным интересам народа или генералов и самый дух, традиции и заповеди нашей духовной жизни. Трусом назовем мы того, кто уклоняется от трудов, жертв и опасностей, выпавших на долю его народа. Но трусом и предателем вдвойне будет тот, кто изменит принципам духовной жизни ради материальных интересов, кто, например, согласится предоставить власть имущим решать, сколько будет дважды два. Ибо пожертвовать любовью к истине, интеллектуальной честностью, верностью законам и методам духа ради каких-либо иных интересов, будь то даже интересы отечества, есть предательство. Когда в борьбе интересов и лозунгов истине грозит опасность так же подвергнуться обесцелению, извращению и насилию, как и личности, как языку, как искусству, как всему органическому или искусственно взращенному, наш единственный долг – противиться этому и спасать истину, вернее, стремление к истине, как наивысший символ веры. Если ученый с трибуны, с кафедры или в книгах сознательно говорит неправду, сознательно поддерживает ложь и фальсификацию, он не только погрешает против органических законов бытия, он, вопреки всякой видимости и злобе дня, и народу своему приносит не пользу, а тяжкий вред, отравляя ему воздух и землю, пищу и питье, отравляя мышление и чувство справедливости и помогая всем злым и враждебным силам, которые грозят ему уничтожением.