— Этот Хьюберт, еще неизвестно, как бы все обернулось с ним, — признался один из стариков между приступами бронхиального кашля, сотрясавшего его немощное тело каждые несколько минут. — Он возомнил себя лордом задолго до того, как отца свалил недуг, и принялся наводить свои порядки, вводить всякие новшества и менять все, что мы делали долгие годы.
Другой ревматический старик согласно закивал головой:
Холодный, как рыба, вот какой он был. Помешался на религии и морали. Надо было ему податься в священники — прошу прощения, брат. Оттого-то он и принял крест и отправился в Святую землю против отцовской воли.
И поделом ему. Честно говоря, кое-кто из селян ничуть не опечалился, узнав о его смерти, — добавил первый, — конечно, никто ему смерти не желал, но когда он уехал, мы, надо сказать, обрадовались. Правда, после него остался выводок братьев и кузенов, которым все и достанется после его гибели и смерти сэра Арнульфа.
Томас сделал вывод, что Гервез де Бонвилль был более популярен у крестьян, нежели его погибший брат, а к младшему, Мартину, люди относились как к ребенку, не принимая его всерьез рядом с более заметной фигурой Гервеза. Но было еще три кузена, взрослые дети покойного старшего брата Арнульфа, и кузены тоже имели свои виды и планы на два поместья. Они обхаживали Винчестер, пытаясь заручиться обещанием о доле земли после смерти Арнульфа, ибо окончательное решение оставалось за королевскими властями.
— Я бы сказал, эти кузены не прочь были бы, если бы и два других брата отправились на тот свет вслед за Хьюбертом, — проскрипел второй старик. — Не удивлюсь, если вскоре с Гервезом произойдет нечастный случай где-нибудь в окрестных лесах.
Старики у очага яростно заспорили между собой, кто-то поливал грязью кузенов, кто-то вступался за них; как бы там ни было, ничего полезного для расследования Томас от них больше не услышал. Он плотнее завернулся в монашеские одеяния и приготовился ко сну.
Глава шестнадцатая,
в которой коронер Джон производит арест
Пока писарь бродил по холодным просторам Дартмура, сэр Джон занимался тем, что укреплял начавшие улучшаться отношения с женой. Как и предсказывала служанка, предыдущим вечером дверь в спальные покои оказалась незапертой, и он смог вернуться на законное место на супружеском ложе, пусть даже ему и пришлось спать на самом краю, как можно дальше от жены.
На следующий вечер он вернулся домой довольно рано. День ушел на то, чтобы присутствовать на трех повешениях и провести дознание по поводу ребенка, утонувшего в колодце в Сент-Сайдвелл. Сидевшая у огня Матильда приветствовала его сдержанно, но вежливо. Джон осторожно начал нейтральную беседу о пожертвовании, которое она намеревалась передать попечителю ее любимой церкви Святого Олава. Джон полагал, что ее неизбывное стремление демонстрировать набожность и приверженность церкви по любому случаю была, скорее, данью социальным условностям, не имея никакого отношения к ее искренним верованиям, но ради восстановления мира в семье он готов был пожертвовать деньги даже в пользу любимой мечети Саладина. К тому времени, когда Мэри внесла в комнату ужин, они с женой разговаривали слегка напряженно, однако, тем не менее, вполне вежливо.