Этот парадокс не ограничивается законодательством, он коренится в повседневном опыте любого человека. Таким образом, вопреки всему тому, что мы узнали о причинности и детерминизме, мы полагаем, будто «от нас зависит» выбрать себе занятие на ближайшие пять минут, или, по крайней мере, что это зависит от нас в определенной степени. Генри Сидгуик выразил эту дилемму в чрезвычайно ясной формуле:
Не определена ли полностью моя произвольная деятельность в любой момент 1) моим характером, таким, каким он сложился частично под влиянием наследственности, частично в силу воздействия моих прежних действий и ощущений, и 2) данными обстоятельствами и внешними воздействиями, под влиянием которых я нахожусь в данный момент?
Свободное от случайного внешнего вмешательства рассуждение заставит большинство из нас неуверенно ответить на этот вопрос «да». Но наш прямой внутренний опыт страстно кричит «нет». Ведь — процитируем Уильяма Джеймса — «любой наш реальный опыт, любой стимул и любое побуждение к испытанию нашей воли основываются на впечатлении, что в тот или иной момент решения действительно принимаются свободно, а не представляют собой опыта монотонного развертывания цепочки, каждое звено которой было выковано в незапамятном прошлом». Это «стрекало» и это «понуждение» — может быть, только иллюзия. Но очевидно, что даже и в этом случае речь идет об иллюзии, полезной и необходимой для выполнения как общественных, так и индивидуальных задач.
Итак, в силу разумного убеждения я отдаю предпочтение строго детерминистской философии. Это не помешает мне испытать угрызения совести или удовлетворение после того, как я решу осуществить тот или иной поступок, хотя сделанный мной выбор был предопределен и испытанные мной чувства — только результат моего изначального воспитания. Но, даже допуская такие предпосылки, мой опыт удовлетворения и угрызений совести остается реальным фактом моей духовной биографии и в то же время — определяющей причиной моих будущих действий. Однако, хотя для этих эмоций можно установить свои причины, их послание — опровержение причинности, поскольку глубина моего удовлетворения или же жгучесть угрызений совести единогласно исходят из моей имплицитной убежденности, что я мог действовать иначе, чем поступил на самом деле. То есть что моя совесть не может выразить себя иначе, нежели в эмоциональном посыле одобрения или порицания, даже если я знаю, что с точки зрения логики здесь нечего хвалить или ругать, поскольку я являюсь не свободной личностью, а движущимся часовым механизмом. На самом деле любое воспитание, руководствуется ли оно религиозными принципами или, напротив, остается чисто прагматическим, всегда старается заставить в душе зазвучать этот своего рода эмоциональный оркестр, где слышны рожок или труба вечного Суда