Она попыталась отвернуться, желая только избежать его ранящих слов, желая только скрыть от него свою любовь и свое желание. Но теперь его руки крепко удерживали ее на месте, его пальцы сжимали ее плечи. Он тряс ее почти грубо, и голова ее откинулась так, что она могла заглянуть в темное пламя его глаз.
— Ты думаешь, я забыл? — требовательно спросил он. — Ты думаешь, что с тех пор, как ты здесь, под этой крышей, я сотни раз не вспоминал о более здоровой, более приятной жизни? Ты думаешь, я не мучился, зная, что ты здесь, в соседней комнате и что ради тебя самой я не должен тебя касаться?
Она смотрела на него в полном изумлении, и неожиданно он наклонил голову и поцеловал ямку у нее на горле так, как делал это раньше. Теперь пламя коснулось и ее, она не противилась неожиданной настойчивости его рук, его тела. Это был Джером, которого она любила, остальное не имело значения. Если он теперь вернулся к ней, возможно, она сможет удержать его, больше никогда не позволит ему уйти.
В камине посыпались угли, и вспышка света осветила лицо на стене, в котором, казалось, была злобная радость.
Когда на следующее утро она открыла глаза, она тотчас поняла, где она находится. Она повернулась, желая вновь ощутить тепло тела Джерома, лежащего рядом с ней, но кровать была пуста, муж ушел. В камине горел уголь, и она подумала, что он, должно быть, встал и пошел в комнату Лори, прежде чем ребенок проснулся и стал искать мать.
Дремота, мечтательное настроение, сладостные воспоминания о недавних событиях охватили ее. В конце концов, он не был ей недоступен. Его чувство к ней не умерло, и именно это было важно. Теперь он, конечно, позволит ей остаться, и напряжение между ними ослабеет, начнется новая жизнь. Она все еще не понимала, какие путы удерживали его здесь, но если она останется, она приложит все силы, чтобы помочь ему. Возможно, эти связи ослабнут и исчезнут. Возможно, ее любовь, ее объятия излечат его.
Она села на постели и взглянула на маску. В прохладном сером свете раннего утра это было только резное дерево, черты маски замерли в том виде, который им придал нож художника. Она могла на время забыть о том, что это было творение человека, человек держал в руке нож, его ум направлял его руку, и этот человек знал глубины человеческого зла.
Она подтянула колени к подбородку, медленно, с удовольствием пробуждаясь. Она пойдет посмотреть, не завтракает ли Джером и выпьет с ним чашку кофе. Она заложила руки за голову, и трепет пробежал по всему ее телу. Сегодня она ожила, она очень давно не чувствовала в себе столько жизни.