Губы Чийо слегка задрожали, как будто она была близка к слезам.
— Я — я не должна заходить, — начала она, но Марсия легонько коснулась рукава ее кимоно.
— Пожалуйста, пойдем. Там не будет никого, кроме меня. Суми-сан принесет нам чаю.
После минутной нерешительности Чийо позволила себя уговорить. Она сняла на пороге свои гета и двинулась по полированному полу самой скромной голубиной походкой настоящей японской леди. Марсия провела ее в более уютную спальню, которую она большей частью использовала теперь как гостиную.
— Здесь нам будет удобнее, — сказала она. Попробуйте сесть в эту качалку, это мое любимое кресло.
Чийо скованно села, глаза ее были опущены, лицо лишено выражения. Марсия подозревала, что Чийо далеко не так спокойна, как кажется.
— Вы носите кимоно так грациозно, — сказала Марсия. — Так много японок предпочитают западные платья. Но вы носите его так, как будто с детства привыкли к этому виду одежды.
— Мой муж предпочитает старые обычаи, — мягко сказала Чийо.
Несмотря на то, что в ее речи чувствовался американский акцент, она говорила немного скованно, как будто редко пользовалась английским в последние годы.
— Мне нравится кимоно, — добавила она. — Оно напоминает мне, что я — японка, — она посмотрела на Марсию в упор. — Я хочу быть только японкой.
В ее словах был почти вызов, и Марсия подыскивала слова, чтобы успокоить ее.
— Почему нет, если так вам нравится? Но вы некогда были американкой?
— Американкой по рождению, — быстро сказала Чийо. — Американкой японского происхождения, мои родители — японцы. Мы жили в Сан-Франциско до тех пор, пока мне не исполнилось одиннадцать лет.
— Я живу через залив, в Беркли, — сказала Марсия. Чийо кивнула своей гладкой черной головкой.
— Да, я знаю.
Суми-сан принесла чай и поставила его на низкий столик между двумя женщинами. На лице не было никакого удивления. Марсия представила, какое бурное обсуждение начнется на кухне, когда она вернется.
Марсия разлила зеленый чай и предложила гостье соленые семби, которые были похожи на маленькие коричневые крекеры для коктейля. При всем своем внешнем спокойствии, она чувствовала себя взвинченной, взволнованной и в то же время усталой. Чийо не должна догадываться о том, какое любопытство она вызывает у Марсии, как жаждет Марсия отбросить завесу таинственности, висящую между двумя половинами дома. Неприятный огонь ревности угас. Или, по крайней мере, она надеялась, что он угас.
— Вы умели говорить по-японски, когда впервые сюда приехали? — спросила Марсия.
— Да, конечно, — Чийо отпила чай. — Это мой второй язык. Я росла, говоря в детстве и по-английски, и по-японски. Но когда я впервые сюда приехала, мне было трудно. Я тогда была совершенно американским ребенком. Я не хотела быть японкой. Мои родители давно хотели посетить родину, и они не хотели, чтобы я была полностью американкой. За несколько месяцев до начала войны они привезли меня в Японию.