— Значит, там все-таки поняли, что я ни в чем не виновен? Мои высказывания следует истолковывать лишь как предложения, связанные с тактикой ведения дальнейшей войны в Атлантике.
— Там поняли только одно: что расстрела, этой вполне цивилизованной и достойной офицера казни, вы, наш пиратствующий полудезертир Хорн, побочный сын пирата Синей Бороды, не заслуживаете. Как не заслуживал ее ни один из тех генералов и высших офицеров, которых мы, офицеры СД под командованием Скорцени, арестовывали и которые затем были осуждены народным трибуналом по делу об июльском заговоре против фюрера. — Славное было времечко, — не упустил своей возможности вклиниться в монолог штурмбаннфюрера фельдфебель Зебольд. — Не такое славное, как вам кажется, мой вечный фельдфебель! Нет, я, конечно, понимаю, что вылавливать и отправлять на виселицу своих собственных генералов куда легче и приятнее, нежели вылавливать и вешать русских партизан, но имейте же сотрадание!
— Однако время-то действительно было славное, — простодушно настаивал на своем Зебольд, все еще возвышаясь за спиной Хорна, словно палач, примеряющийся к нему своей секирой. — Тем более что за подавление мятежа все мы были отмечены наградами фюрера.
— Вам, рядовой Хорн, прекрасно известно, что всех арестованных нами генералов и фельдмаршалов фюрер — да-да, сам фюрер, лично, приказал подвешивать на вбитых в стену мясных крюках вместо веревки применять струны, смерть в которых становилась невыносимо мучительной. Причем удушали их медленно.
Не буду ударяться в подробности, но с уверенностью доложу вам, Хорн, что деликатное пожелание фюрера: «Я хочу, чтобы их повесили, как вешают мясо в мясных лавках»[65] — было выполнено со всей мыслимой точностью. И оно остается в силе, вы слышите меня, мой вечный фельдфебель?!
— Не первый раз вешаем, господин штурмбаннфюрер.
— Оно так, но мы с Гольвегом хорошо помним, что, когда дело доходит до казни, вы почему-то начинаете либеральничать.
— Этого больше не повторится, господин штурмбаннфюрер, — с легкомыслием школьника заверил его Зебольд.
— Так вам, Хорн, известно, как именно казнили предателей во дворе берлинской тюрьмы «Питцензее»? Известно или нет?!
— Так точно, известно, — ответил Хорн, едва слышно выговаривая слова.
— Что вы там мямлите, рядовой?! Когда плели заговор против рейха и подводного флота фюрера, то представали перед моряками настоящим оратором, римским трибуном и вождем бедуинов. А тут вдруг сникли. А зря, есть для вас и приятная новость. — И опять эта артистически-томительная пауза. Какой великий мастер паузы умирал сейчас в лице этого диверсанта! — Сообщаю, что приговор в отношении вас изменен: смертную казнь через расстрел вам заменили… смертной казнью через повешение.