Вот и сейчас он сидел в высоком, необъятной ширины кожаном кресле, между камином и залитым потоками косого весеннего ливня готическим окном, постепенно углубляясь в свои раздумья, настоянные на трех стихиях сразу: огне, воде и полыхающих холодным пламенем воспоминаниях.
Его никогда не вдохновлял огонь, он ненавидел бесконечные английские дожди и терпеть не мог воспоминаний. Но лишь астральное единение этих несоединимых стихий сотворяло в его сознании великую иллюзию отчужденности от того реального мира, в котором он в данное время существовал, и возвращало в то или иное временное бытие, в котором он, конечно же, побы вал, но которое давно перестало восприниматься им в реалиях его собственной жизни.
— Вам удалось связаться с полковником О'Коннелом, многоуважаемый Критс, — каким-то необъяснимым чутьем уловил премьер появление в «келье одинокого странника» своего личного секретаря, обладавшего способность бесшумно появляться и так же бесшумно, бестелесно исчезать.
— Генерал О'Коннел уже в пути, сэр. По всей вероятности, он прибудет через пять минут, сэр.
— Он уже давно должен был бы появиться здесь, — проворчал Черчилль, потягивая «Наполеон» и закуривая его кубинской сигарой. За тем, чтобы запасы французского коньяка и кубинских сигар не истощались, тоже следил он, Роберт Критс, известный в вестминстерских кругах под псевдонимом Иезуит.
— Ливень, знаете ли, сэр.
— Это не оправдание, Критс. Я тоже предпочитаю сидеть в такую погоду в теплой ванной у пылающего камина, но как-то так складывается, что чего-то одного не хватает: камина, ванны или дождя.
Услышав о ванной у пылающего камина, Критс мысленно — только мысленно! — ухмыльнулся. Ему вспомнилась одна из многочисленных легенд, которыми было окутано военно-романтическое прошлое Черчилля. Однажды тринадцатый потомок герцога Мальборо потребовал остановить поезд прямо посреди Сирийской пустыни и вежливо попросил машинистов прямо в паровозной топке нагреть воду для его ванны, которую предусмотрительно возил с собой.
Все, кто находился тогда в поезде, пришли в ужас, поскольку в стране шла гражданская война, да к тому же по подступающей прямо к предместьям Дамаска каменистой пустыне носились банды «верблюжих всадников». Однако сэр Черчилль был человеком, возведшим на сирийский трон короля Фейсала, и если уж ему захотелось прямо здесь, посреди выжженной пустыни, полежать в ванной, в которой он мог бы выпить бокал охлажденного шампанского и выкурить сигару, — то кто решится отказать ему в этом скромном удовольствии?
— Подполковник О'Коннел, — безбожно понижал и понижал премьер в чине начальника западноевропейского отдела военной разведки, — должен был сидеть у меня в приемной еще до того, как мне пришло в голову вызвать его. Или, может быть, он все еще не знает, когда, где и каким образом кончил дни свои его подопечный — великий дуче?