— Почему вы разбросали эти бумаги, я уже догадываюсь, а вот почему не наказываете меня — пока что нет, сэр.
— Потому что мы с вами, Критс, родственные души.
Критс многозначительно промолчал и так, сидя на корточках, удивленно уставился на Черчилля.
— В чем эта родственность, сэр? — несколько оживился секретарь, поняв, что гроза миновала, — В методах познания действительности. — Очень любопытно.
— Представляете, за сколькими портьерами и в домах каких известных людей современности мне довелось простоять, подглядывая за каждым из них, прежде чем появился сборник моих исторических портретов «Великие современники»! — уже откровенно поиздевался над ним Черчилль.
— Признаю: то, что вы сказали, звучит довольно поучительно.
— Прежде чем отправитесь записывать эту фразу и описывать ситуацию, в которой она была произнесена, давайте договоримся: в принципе подглядывать вам категорически запрещено.
— Виноват, сэр.
— Я сказал: категорически.
— Категорически виноват, сэр.
— Но если уж вы в очередной раз решили удобно устроиться за своей портьерой, то не надо при первой же опасности быть разоблаченным в страхе выскакивать из-за нее.
— Вы поистине великодушны в своих советах, сэр.
— Всего лишь забочусь о ваших нервах. Постарайтесь беречь их.
— Вы забыли предупредить меня еще об одной особенности нашего договора: чтобы при вашей жизни я никому никогда не рассказывал о том, что мне порой удается подглядеть.
— Меня это не пугает. Я привык к тому, что обо мне сплетничают.
— Вы не правы, сэр. Сплетничали о вас раньше.
— Неужели перестали?! — почти в ужасе спросил премьер-министр. — Если это так, то мне конец, перед вами — политический труп.
— А теперь о вас уже не сплетничают, сэр, — это в прошлом, теперь о вас творят легенды.
Конец апреля 1945 года. Германия.
«Нордберг» — секретная база субмарин «Фюрер-конвоя» на побережье Северного моря.
Подойдя к командиру арьергардной стаи барону Людвигу фон Риттеру, главком флота Дениц какое-то время молчал, словно собирался с мыслями или пытался вспомнить, кто перед ним.
— Контр-адмирал и бригаденфюрер СС фон Риттер, — представился барон, решив, что гросс-адмирал запамятовал его фамилию.
— Как вы провели свой трехнедельный отпуск в рейхе, контрадмирал? — неожиданно для всех отступил Дениц от формы отдачи приказа и при этом умышленно упустил его эсэсовский чин.
— Я признателен вам и… — чуть изогнул свое туловище бригаденфюрер, чтобы видеть Скорцени, однако в последнее мгновение не стал называть имени бывшего личного агента фюрера, а произнес: — …и всем, кто помог мне преодолеть запрет Правителя Внутреннего Мира и еще раз взглянуть на Германию. Это было трогательно.