— Это уж точно. Исповедь двух отъявленных негодяев.
— Одного, Гитлера, — обронил личный секретарь и, не позволяя премьер-министру вставить ни словца, продолжил чтение на еще более высоких регистрах. — «Поход на Рим в 1922 году был одним из переломных моментов в истории. Уже сам факт, что такое вообще возможно, послужил нам хорошим стимулом. Если бы марксисты одолели Муссолини, не знаю, смогли бы мы выстоять. Национал-социализм был тогда растеньицем со слабыми корнями.
Смерть дуче была бы величайшим несчастьем для Италии. Кто прохаживался с ним по залам виллы Боргезе[121], и видел его голову на фоне бюстов римлян, тот сразу почувствовал: он — один из римских цезарей! В чем-то он прямой потомок великих людей той эпохи».
Оказалось, что Критс был прирожденным чтецом-декламатором. Он об этом догадывался и не пытался скрывать свой талант.
— Если сочтете необходимым, сэр, я могу отпечатать для вас тот текст, чтобы в любое время вы могли им воспользоваться.
— Вы всерьез решили, что хвалебные отзывы Гитлера о Муссолини могут оправдывать мои, премьер-министра Великобритании, собственные высказывания о нем?
— Во всяком случае, высказывания фюрера могут подтверждать объективность ваших собственных оценок.
— Что касается объективности — тут вы, может быть, правы. Оставьте мне этот текст и постарайтесь подыскать подобные цитаты в речах кого-либо из лидеров европейских держав, не входящих в «Ось Берлин-Токио».
— Уверен, что они отыщутся. И каждая из них способна будет заткнуть глотку любому зловредному журналисту или политику.
«Заткнуть глотку»! Какая наивность! Нужно совершенно не знать наших сволочных политиков, чтобы рассчитывать заткнуть им глотки с помощью цитат из речей и писем Гитлера, Рузвельта или Сталина. Хотя, конечно, какое-никакое моральное оправдание это давало: мол, как видите, не один я был таким идиотом! Но существовала одна фраза, которую уж наверняка никак ни объяснить послевоенным лондонцам, потерявшим от фашистских бомбардировок тысячи своих родственников, друзей и знакомых, ни оправдать он не сможет.
Сказана она была еще в 1927 году, во время его, Черчилля, приезда в Италию, на встречу с Муссолини, который тогда еще только приобретал настоящую популярность и у себя на родине, и в столицах других стран. Тогда, пребывая в прекрасной Флоренции, во время одной из шумных пресс-конференций он, в ту пору еще только канцлер казначейства в правительстве премьера Стэнли Болдуина, произнес то, что было затем тщательно зафиксировано сразу несколькими итальянскими и английскими журналистами.