— Вас что-то встревожило, мой диверсионный Скорцени? — вполголоса спросила женщина, когда оберштурмбаннфюрер попытался осторожно сойти с кровати, не нарушив при этом ее подлунного спокойствия.
Этот голос мог принадлежать кому угодно, но только не Альбине Крайдер; он зарождался где-то под невысокими сводами этой горной усыпальницы и растекался по таинственно-огненному полумраку — тихий, ненавязчивый и нежно-повелительный, каковым и должен быть сейчас голос истинной Фюрер-Евы.
— Когда вокруг твоего убежища такая тишина — это всегда настораживает и даже пугает, дьявол меня расстреляй.
— Пугающая тишина, пугающее любопытство недругов, пугающее одиночество… — все тем же, едва слышимым подлунным голосом проговорила двойник Евы Браун. — И только любовь бесстрашна.
— Бесстрашна или бесстрастна?
— И бесстрастна — тоже.
— По отношению ко всему окружающему миру — да, бесстрастна. Хотя и поглощена при этом своими внутренними страстями.
Укутавшись в толстый халат, оберштурмбаннфюрер сидел в низком кресле, у самого камина, и лже-Ева могла видеть его полуохваченный багровыми языками точеный профиль, по которому шрамы пролегали, как глубокие трещины по древнеримскому изваянию.
— Итак, вы боитесь тишины… Расскажите мне, какой именно тишины вы боитесь.
— Скорее всего, окопной.
— Понимаю, окопной тишины. Мне трудно представить себе, что это такое — окопная тишина, но я пытаюсь понять ее сущность.
— Теперь она уже воспринимается не так обостренно, а когда только вернулся с фронта…
— По-моему, вы все еще оттуда не вернулись, мой диверсионный Скорцени.
— Я-то попытался вернуться, да только теперь уже не я к фронту, а фронт ко мне подходит. Медленно, но неотвратимо.
— Этого оспорить нельзя. Даже в вечернем любовном экстазе я слышала горные отзвуки далеких взрывов. Уловив первые из них, я предалась дичайшим иллюзиям: словно отдаюсь, лежа на передовой, между двумя линиями окопов.
— Секс на нейтральной полосе, — кивнул обер-диверсант рейха и, отглотнув из бутылки очередную порцию коньяку, мечтательно запрокинул голову.
— У вас такое уже случалось?! — насторожилась оберштурм-фюрер СС Альбина Крайдер и даже чуть-чуть приподнялась.
— Насиловать русских красоток где-нибудь на нейтральной полосе, во время артналета?!
— А что?! Признавайтесь, Скорцени.
— Все было, дьявол меня расстреляй, не скрою, все. Кроме этого! Чтобы на нейтральной…
— Вот оно, запоздалое раскаяние! А почему кроме этого?
— То ли фантазии не хватило, то ли попросту случай не подвернулся — в русские, знаете ли, морозы.
— Мне тоже казалось, что свою медаль «Зимняя кампания»