Еще нет и семи, но Гарольд, я точно знаю, уже на ногах. Делает зарядку. Быть может, в спортивном зале. В столь шикарной гостинице наверняка есть и спа-салон и фитнес-центр. Не задумываясь о том, что он не любит, когда его отвлекают от утренних процедур, набираю номер.
– Шейла? – спрашивает Гарольд, ответив лишь после пятого гудка.
Не доволен, я сразу чувствую. Надо притвориться, что не замечаю досады в его голосе. Восклицаю торжественно-задорным голосом:
– Привет, солнце!
– Привет-привет! Послушай, разве так делают? – произносит он чуть торопливее обычного, что всегда говорит о волнении, но на что теперь ни в коем случае не стоит обращать внимания, чтобы не позволять глупым опасениям раздуться до небывалых размеров.
– Как делают? – спрашиваю я, дурацки хихикая. Ненавижу эту свою привычку – когда на душе кошки скребут, я веду себя так, будто мне без причины весело, порой даже откалываю номера и дурачусь. Пыталась отучить себя от этой странности, не получается; судя по всему, мне не достает силы воли. Во всяком случае, на это всегда намекает Гарольд. Со стороны мои смешки, наверное, и правда смотрятся глуповато. Впрочем, было бы хуже, если бы я не смеялась, а, скажем, грызла ногти или набрасывалась на еду – моя подруга Кэт, когда у нее неприятности, в мгновение ока уничтожает все запасы съестного, какие только имеются в доме. И, само собой, периодически раздается в талии. А потом истязает себя жестокими диетами.
– У тебя сегодня день рождения! – наставнически строго восклицает Гарольд.
Мне сразу представляется, как он, раздраженный, размашисто шагает по устланному сумасшедше дорогим ковром полу и на ходу вытирает влажные волосы. Они у него не очень густые, но всегда блестящие и идеально лежат, поскольку Гарольд за ними тщательно ухаживает. От внезапного желания провести по любимым волосам рукой, у меня начинает пощипывать ладонь.
– Боже! – Ты должна была оставить за мной право первым позвонить тебе, неужели не понятно? – ворчит Гарольд.
– Ладно-ладно, только, пожалуйста, не злись, – говорю я с широкой улыбкой на губах. – Я звоню, потому что иначе не могу. Сам же потом дулся бы.
– Что? – недоуменно переспрашивает Гарольд.
Теперь он, наверное, резко затормозил и стоит посреди комнаты, широко расставив ноги. Мы изучили друг дружку настолько, что в состоянии видеть один другого, даже не видя.
– Понимаешь, я тоже в Берлине, – сообщаю я. Да-да, эта мысль пришла мне в голову минуту назад – оставить дурацкую шпионскую игру, сказать Гарольду правду и посмотреть, что он будет делать.