Эти слова заставили меня, побегав по «Галери Лафайет», приобрести самые развратные на свете трусы, кружевные и красные.
И вот когда я, в этих красный трусах, с километровыми ресницами, явилась в студию секс-бога, вдруг выяснилось, что он работает не один. Меня встретила настроенная по-деловому компания из пяти человек: сам Берсенев (не могу передать, как шли ему домашние светлые джинсы и простой льняной свитер), его секретарша (невзрачная остроносая девица с идиотским пучком на затылке, зато в сандалиях из последней коллекции «Луи Виттон»), мрачная визажистка (услуги которой понадобились лишь для того, чтобы сделать мне прическу) и два фотографа, которые норовили запечатлеть каждое передвижение Берсенева в пространстве.
– А я-то всегда думала, что художнику нужно для работы вдохновение, – съязвила я.
– Не думаю, что ты много смыслишь в творчестве, – довольно зло ответил «мэтр», из чего я заключила, что художник он, мягко говоря, непопулярный и из-за этого болезненно самолюбивый.
Пока мною занималась визажистка, пока вокруг меня драпировали хламиду, я улыбалась, шутила и думала о том, что в работе натурщицы что-то есть. А уж когда меня еще и угостили красным вином урожая восемьдесят первого года, я вообще решила, что пора завязывать с подиумом и перебираться в художественные мастерские. Но потом, после двухчасового монотонного стояния на одном месте, мне захотелось басовито завыть на луну. Меня начала раздражать даже мужественная красота Майкла Берсенева, даже его тихий многозначительный смех. Так плохо мне не было даже в тренажерном зале, когда тренерша по шейпингу сообщила, что, если я хочу иметь худые красивые руки, мне придется отжаться от пола тридцать раз подряд. К окончанию сеанса я перестала чувствовать свои руки. Зато теперь мне доподлинно известно, что случилось с несчастной Венерой Милосской – да она же просто работала натурщицей, пока у нее не отсохли верхние конечности.
– Несладко? – улыбнулся Берсенев. – Может быть, перерыв?
Я радостно согласилась и перебралась с небольшого деревянного подиума в удобное кресло, обтянутое нежно-зеленым бархатом. Берсенев сделал знак своей секретарше, и нам подали кофе и имбирное печенье.
– Вы замечательная натурщица, Настия, – сказал он, глядя на меня так, словно я была шоколадно-трюфельным тортиком, а он страдал от булимии.
«Вот оно, начинается! – торжествующе подумала я. – Сейчас он отпустит всех этих клоунов, а я наконец покажу ему свои красные трусы!»
– У вас руки устали, – он взял меня за руку, поднес мою ладонь поближе к глазам, – ваши руки надо рисовать отдельно, Настия. Вы никогда не снимались в рекламе украшений?