Вот так и получилось, что сулили мне златые горы, а в итоге…
В итоге я с тремя объемистыми сумками вернулась бизнес-классом в Москву.
Когда Дом моды «Амалия Роша» расторг со мной контракт, именно Лизка одолжила мне денег, чтобы я могла разделаться с многочисленными долгами.
В Москву мы возвращались вместе.
И все пошло-поехало по накатанной колее.
Я снова работала манекенщицей в агентстве «Дженерал». А Лизавета профессионально бездельничала, опустошая кошельки мужчин.
Вот тогда-то, в один из похожих друг на друга дней, я и объявила ей о том, что ненавижу свое лицо.
– Пластическая операция – это так же естественно, как стрижка, – убеждала меня Лиза.
С этого все и началось…
Мне было всего девятнадцать с половиной лет. Большинство моих ровесниц, я имею в виду тепличных домашних существ, в этом возрасте только делают слабые попытки вырваться из-под родительского крыла. Они ярко красятся, покупают первый крем для лица, тайно курят в форточку и важно рассуждают о любви.
А я…
Ну а я уже чувствовала себя старухой.
Может быть, во всем виновата пресловутая генетика? В последнее время я подолгу изучала старые черно-белые фотографии мамы, пытаясь беспристрастно определить, в каком же возрасте к моей родительнице начала незаметно подкрадываться старость? Поймите меня правильно – под зловещим словосочетанием «подкрадывающаяся старость» я вовсе не имею в виду первую седину на висках, «гусиные лапки» в уголках глаз и намечающийся второй подбородок. Нет, меня волновали гораздо более тонкие признаки – расширенные поры на носу и тающий румянец. У шестнадцати-семнадцатилетних девушек особенный цвет лица – их кожа словно изнутри светится. Глаза – как маячки, щеки – как крымские яблочки. Девушка может и не быть красавицей, но ее недостатки потонут в этом чудесном свете. Но вот ей исполняется двадцать, и что-то в ее облике неуловимо меняется. Естественно, этих грустных метаморфоз не заметят ни ее близкие люди, ни она сама. Скорее всего, их не распознает даже фотокамера или видеопленка – девушка по-прежнему будет выходить на снимках задорной и юной. И только придирчивый взгляд пессимиста разглядит медленное таяние волшебного сияния рассвета.
В шестнадцать лет любая модель выглядит многообещающе хорошенькой. Блеск юности ненавязчиво обманет самого строгого критика. Она может быть хорошенькой и простой, как девчонка из дома напротив, и эта банальность сойдет ей с рук. Но красота двадцатилетней манекенщицы должна быть особенной. Отточенной, полной изюма, неоспоримой. К двадцати годам в модельном бизнесе выживают и преуспевают только обладательницы такой вот оригинальной внешности.