Неожиданно людской поток стал таким плотным и неистовым, что все, кто находился вокруг, были сметены этим шквалом. Сопротивляться означало упасть и неминуемо быть растоптанным — Джереми отдался на волю стихии. Волна тел толкала и несла его вперед с неодолимой силой. Враги его, сметенные, как и он сам, действовали теперь каждый за себя и думали только о том, чтобы не упасть и удержаться на поверхности. Достигнув площади, плотный поток тел тут же распался, растекся ручейками по улочкам, которые вели в самых разных направлениях. Джереми укрылся в нише под дверью ближайшего дома и ждал, пока основная часть толпы пройдет мимо. Он высматривал Иезавель среди проплывающих лиц и наконец нашел: напуганная, но целая и невредимая, она двигалась в потоке по противоположной стороне площади. Он вновь потерял ее из виду, когда она быстро покинула людную площадь и свернула на соседнюю улицу, чтобы уйти подальше от района беспорядков. Джереми откинул голову назад, к стене, и вздохнул; худшее еще впереди, эта ночь обещала стать самой долгой и жуткой из каирских ночей.
Марион разбудил детский смех. Во рту у нее пересохло, голова ныла от неровной, колющей боли. Она не знала, где находится; комната кружилась перед ее глазами. «В вагоне… я с Джереми, в ваг…» Нет, она в Каире, на нее напали во время уличных беспорядков. Марион вспомнила, как за ней гналась фигура, своим обликом напоминавшая смерть. Да нет же, наоборот, это она бежала за похитителем…
Дневник… Мон-Сен-Мишель… Наконец Марион поняла: она у себя, в своем домике. Затем она несколько секунд вспоминала, кто же она такая. Как у Ким Новак в хичкоковском «Головокружении»,[83] ее внешняя жизнь поменялась местами с внутренней — с жизнью Иезавели. Но все-таки она Марион. И она сумела вернуть себе черную книгу — дневник Джереми Мэтсона. После этого вернулась в Рыцарский зал, кипя от бешенства больше, чем от беспокойства. Кому вздумалось посмеяться над ней? Разве она не слышала царапанье ключа в замочной скважине? Неужели похититель в действительности открывал другую, потайную дверцу? Или нарочно стал шуметь у основного входа, а затем бегом обогнул зал и проник туда с другой стороны, за спиной Марион, собираясь украсть книгу? Она не могла найти ответа, однако в конечном счете это не так уж важно.
Марион покинула территорию аббатства и направилась к Беатрис. Но лавка оказалась заперта; в квартире над магазином также ни души. Тут Марион заметила Людвига, который двигался в ее сторону от соседней улочки. Она спряталась в тени, чтобы он ее не увидел, а затем спаслась бегством и укрылась дома. Этот день казался ей особенно неподходящим для ухаживаний ночного сторожа. Марион постояла в гостиной пять минут и заплакала: она совсем запуталась и просто не способна принять правильное решение. В руке у нее очутилась телефонная трубка; отыскав в бумажнике визитку, она набрала записанный там номер человека из ДСТ, но отсоединилась после первого же гудка. Затем принялась кружить по комнате; после сотни шагов ноги начали ныть. Тогда она села и налила себе джина с апельсиновым соком. Выпила стакан, потом еще один… Вскоре успокоилась, взяла книгу, перелистала страницы и продолжила чтение. Разомлев от джина, заснула на окончании сцены уличных беспорядков — сразу же после бегства Иезавели.