Меня глубоко терзает боль, что мои собственные дети никогда не будут иметь радость и честь знать моих родителей. Они, увы, и вся остальная семья, отец, мать, брат и две сестры, умерли больше чем семьдесят лет тому назад от чумы и голода, как ранние жертвы коммунистического управления. Лишь двое избежали этой участи только потому, что умерли ранее. Фуат, наиболее близкий ко мне брат, не выжил из-за болезни, которая тогда называлась лихорадкой, и моя самая младшая сестра скончалась от чего-то, связанного с жаром. Они умерли до того, как мне было десять.
Мой отец был старшим из четырех детей, трех мальчиков и одной девочки, Закира, конезаводчика. Когда умер мой дедушка, мне было только пять лет и я помню его как сильного и веселого человека. Он был первым, кто мне рассказал о Чингисхане, Тамерлане, Саладине и о величии нашего народа. У него было столько коней, что он не знал им счета. И вдобавок, чем мой отец не очень гордился, Закир был также великолепным мастером изготовления кумыса. Темнокожий мужчина с темными, почти черными глазами отец запомнился как человек среднего роста, около 1,7 м, с лицом, покрытым ямочками от оспы, от которой он выжил мальчиком. Он был горд своими чингисханскими усами и маленькой бородкой, которую теребил время от времени, когда впадал в глубокое раздумье. Его волосы представляли темный нерасчесанный клубок. Это потому, что по нашему обычаю головы мальчиков и мужчин брили дважды в год, оставляя волосы на них в беспорядке до очередного раза. Хотя я использовал с десяти лет обычную стрижку, по моему мнению, то, что мои волосы до сих пор в хорошем состоянии, они обязаны этому двухразовому в год бритью.
Здоровье отца было великолепным. Он никогда не болел, никогда не ходил к доктору. Глубоко религиозный человек, он всегда молился требуемые пять раз, никогда не курил, никогда не употреблял спиртное. Однако, он пил кумыс, от которого часто становился слегка пьяным и пел песни. Кумыс, хотя, как алкоголь, не был запрещен мусульманам и, подобно своему отцу, он пользовался этим. Участие мужчин в спорте, как это водится сегодня, тогда было не известно, но он был человеком свежего воздуха, любил коней, рыбалку и охоту и никогда не избегал трудной работы по раскалыванию дров, заботы за животными, доставки воды с Урала и приготовления еды. Поздней осенью и зимой, когда волки начинали скитаться вокруг Орска, отец и его друзья находили удовольствие в охоте на них на коне, вооружившись лишь деревянными дубинками.
По своей профессии он был имамом, учителем и мелким торговцем. Последние две профессии зависели от времени года. Три четверти года он был учителем около семидесяти мальчиков, в современной татарской начальной школе, современной, разумеется, для тех времен. Его предметами, все на татарском языке, были чтение, письмо, арифметика, основы арабской грамматики и Таджвит или правильное чтение Корана. Единственным доходом отца было преподавание, и он никогда не был большим. В каждый четверг мальчики приносили ему от своих родителей деньги: пять копеек, иногда, десять, но никогда больше. Мы обычно ждали его возвращение домой с копейками, завернутыми в большой носовой платок, и наблюдали, как он их считает. Иногда дети приносили ему масло, сыр или сладости, от особенно благодарных родителей. К концу весны, со школьными каникулами до осени, отец всегда загружал свой фургон товарами для бартера с кочевыми киргизами на севере и востоке и не возвращался до времени сбора урожая фуража и сборки древесины. В моем детстве он служил в качестве имама среди киргизов. Он, действительно, был исключительным человеком среди моего народа, в особенности, в те времена.