— Он ждет, что ты поздороваешься с ним, — просительно вымолвила Рут и наклонилась к своему подопечному. — Доставь ему радость, Дэнни, он просто умоляет тебя об этом. Я ведь знаю, чего он хочет. — Она засмеялась. — Помнишь, какие горячие споры вы вели? Какие слова ты говорил ему, когда никого не было рядом! Не потому, что был сердит или что-то имел против него, а просто так, для забавы. Какой смешной язык! — Она рассмеялась, вспоминая. — Какой-то шифр, известный только вам двоим. И ему нравилась твоя неприличная тарабарщина. Наверное, это был твой особый способ выражать ему симпатию. Ну, поздоровайся с ним. Я отойду, не стану вам мешать.
Она отпустила ручку кресла и отошла в сторону. Глаза в инвалидном кресле заблестели.
По-видимому, Таунсенд должен был находить их общение забавным, однако ничего забавного в этом он не находил. Ситуация представлялась ему горькой, даже трагической. Он чувствовал себя беспомощным, его охватила неясная грусть.
Он провел двумя пальцами под воротником, с трудом проглотил слюну и заговорил запинающимся, натужным голосом, но постепенно вошел в роль.
Глаза у старика сияли радостью, когда Рут вернулась к мужчинам, а Таунсенд отирал пот со лба.
— Удивительно, до чего он любит твои смешные словечки, правда? — негромко проговорила Рут.
Чуть позже, когда они сидели по обе стороны кресла, Рут вдруг заметила:
— Почему он так часто моргает?
— Наверное, солнце бьет ему в глаза.
Она слегка развернула кресло.
— Вправду перестал. Наверное, все дело было в солнце.
Таунсенд закурил и некоторое время наблюдал за неподвижным лицом старика.
— Смотри, снова моргает, — сказал он, понизив голос.
— Может быть, он переутомился. Глаза устали — вот и моргает.
— Он прекращает моргать, как только замечает, что ты за ним наблюдаешь, — нахмурился Таунсенд, — и снова начинает моргать, когда на него смотрю только я.
— Может, он хочет показать, как рад встрече с тобой. По-другому он не может это выразить.
— Он вовсе не рад, — возразил Таунсенд. — У него слезы на глазах.
— Да, правда, он плачет, — подтвердила Рут, достала из кармана на спинке кресла носовой платок и аккуратно промокнула старику влажные глаза. — Чего же он от тебя хочет?
— Не знаю, — беспомощно признался Таунсенд.
— Должно быть, ты чем-то его расстроил.
«Должно быть, — думал Таунсенд, — должно быть». Но в чем причина расстройства? Единственный, кто знал причину, не мог говорить.
Рут эти слезы обеспокоили. Хозяева нашли бы по крайней мере странным такое проявление чувств.
— Не могу видеть его плачущим. Не надо плакать, слышите, мистер Эмиль? Дэнни здесь очень давно не был. Вы скоро опять к нему привыкнете. Больные старики как дети, — добавила она, обращаясь к Таунсенду. — Ты обычно давал ему что-нибудь вкусное. Леденцы, капли от кашля…