— Я предлагаю изменить тему разговора! — Пономарев вскочил на ноги. Голубые глаза его округлились от злости, он покраснел и задохнулся. — Идем купаться.
— Как тебе угодно… — согласился Смирнов. — Только, знаешь, я хочу немного подремать. Ты иди купайся, а я на солнышке полежу…
Пономарев ушел. Смирнов слышал, как он вздыхал и плескался за ветлами, а потом затих. И Смирнов задремал. Он проснулся от прикосновения к плечу, открыл глаза и увидел над собой Пономарева. Тот сидел на корточках и сосредоточенно смотрел в лицо полковнику.
— Ну что? — спросил Смирнов, поднимаясь и зевая. — Накупался? Гляди-ка, ты весь синий и в мурашках, Разотрись полотенцем, простудишься!
— Слушай, Герасим Николаевич, неужели ты плохо обо мне думаешь? — убито спросил Пономарев.
— Конечно, нет! — ответил Смирнов. — Ты неряшливо мыслишь, вот в чем дело. Дай мне папиросу, мои кончились… Вот поедешь ты на съезд, увидишься там со своим англичанином, неужели не разберешься в человеке?
— А если трудно будет разобраться?
— Ну, так у нас в народе есть правило в трудных случаях советоваться. Это уж естественно. Но сегодня-то тебе еще не трудно, а ты совет просишь. Вот я и говорю, неряшливо мыслишь.
— Неряшливо — значит часто неправильно!.,
— Вероятно! Пора ехать, Александр Петрович. Я еще своих толком не видел, неделя: была тяжелая и сегодня с утра к тебе уехал. Пора. Собирай свое хозяйство.
Смирнов отряхнулся и стал натягивать пиджак.
Когда Пономарев поставил чемодан в машину, Смирнов задержал его за рукав у открытой дверцы и сказал:
— Отправь шофера одного, а мы пешком: дойдем. Тут ведь недалеко, километра три. Я пройтись хочу.
Пономарев принялся было отговаривать, ссылаясь на жару и усталость, но полковник, мягко настаивал на своем.
— По азимуту пойдем! — решил он и направился межой через овсы к перелеску.
Пономарев поплелся за ним, ворча и жалуясь.
— Собьемся! — бормотал он. — Проплутаем бог знает сколько! Здесь лес серьезный!
— Ничего, авось, выйдем! — улыбался Смирнов. Они вошли в перелесок, потом в лес, и Смирнов опять уклонился от дорожки и повел Александра Петровича напрямки, по кустам.
— Слушай, это же, ей-богу, безобразие! — возмутился Пономарев, но полковник обернулся и знаком остановил его.
— Давай немного помолчим! — попросил он. — И старайся идти тише.
Сначала Пономарев злился, но потом, приглядевшись к полковнику, развлекся и забыл о досаде. Смирнов брел через кусты и овражки легко и неслышно. Иногда он останавливался, щурясь, смотрел на вершины деревьев, приглядывался к стволам и, определив направление, двигался дальше. Ни одна ветка не хрустнула под его ногой, и. вступив в кустарник, он ловко прихватывал и раздвигал ветви, пропуская Пономарева.