Слишком много нового обрушилось на его плечи. Мира, к которому он привык, не существовало. Изменилась Амалгира и люди. Не было больше открытых и доверчивых лиц. Не было звонких песен. Вместо белокаменных стен домов на многих улицах появились лачуги, выстроенные из тростника, обмазанные глиной, нелепые и смешные.
И кусая губы, Да-Деган чувствовал, что нужно не так и много, что б заставить его крушить все подряд. Если б только под руку попался хоть один виновник этого вселенского бедлама!
«Ну, Ордо, — подумалось ему, — только дай до тебя добраться! Ой, ё!!! Натворить такое! К чему? Что ж ты наделал, чертов щенок, сучье дитятко??!!! Кто просил тебя!? Для чего???!!!!!»
Да-Деган не чувствовал ни холода, ни ветра, ни капель, падавших на лицо. Слишком уж сильно кипело в душе. Бросив прощальный взгляд на развалины, мужчина пошел прочь по едва заметной тропе, вившейся вдоль берега. А язвительный голосок, взявшийся невесть откуда в сознании, вероятней всего принадлежавшей занозе — совести, лился уксусом, заставляя негодовать на себя.
«Что, друг мой, — подумалось ему, — хорошая была идея — сбежать, забыть, уснуть и не просыпаться? Тебе, конечно, больше всего было мило и любо — это сонное ожидание. Дождался! Сидел, сложа руки. Ну что, по вкусу перемены? Где тот мир, который ты знал? И что вообще происходит с миром?»
Негодование заставило его забыть, что он гол, словно сокол. Что никто его не ждет в неприветливо встретившем городе. Он не знал, где искать ночлег и хлеб. Но это не особо заботило.
Странное то было состояние — тоска, пополам с эйфорией, злость, перемешанная с радостью.
Свет и тьма боролись в душе, отбрасывая странные тени на лицо. На этом, юном лице можно было заметить сияние глаз, тот вдохновенный отблеск, свойственный поэтам и упрямую решимость, и мрачную твердость, проступившую в складках у губ.
Странный это был день.
Шатаясь, то ли от усталости, то ли от приторно- сладкого запаха ветра свободы, он бродил по некогда знакомым местам, не узнавая их. И горькая усмешка не сходила с губ, вкусом полыни обжигая душу.
Амалгира. Она не исчезла. Но город был призраком ему знакомого. Словно тысячелетия минули со дня, как он его покинул. Слишком часто встречались остовы сожженных домов, укрытые молодой порослью, руины, осколки. И был велик соблазн проснуться. Да только он не спал.
— Гуляешь, милейший? — произнес незнакомый голос.
— Ну, гуляю, — ответил Да-Деган миролюбиво, оглядывая с головы до пят детинушку, невесть откуда взявшегося на дороге.
— Деньги давай и гуляй дальше, — так же миролюбиво проговорил тот.