– Молись за Гликерию, Божию Лилию, отец, – на прощание крикнул Циклоп и запрыгал куда-то на своих руках-культях, одетых в полосатые вязаные носки. Через день Циклоп погиб под маневровым составом.
Слежку он почувствовал не сразу. Парень в кожаной куртке, прячущий болезненно-бледное лицо под козырьком бейсболки, дважды мелькнул в зале ожидания, зацепился взглядом за монаха и встал поодаль. Отец Гурий медленно обошел зал, искоса пытаясь рассмотреть подозрительное лицо, но парень каждый раз отворачивался, так что отец Гурий видел лишь темные пряди сальной гривы, убранной в конский хвост, да прострелянную по швам медными клепками короткую кожаную курточку.
Отец Гурий ни на секунду не расставался с книгой. На груди, под подкладкой, он соорудил посредством булавок большой карман и постоянно чувствовал драгоценное бремя у самого сердца. Серапион? Неужели за ним уже послали? Он вспомнил людей, приезжавших к брату Серапиону. Редко по одному, чаще – по трое, пятеро. Все они были неуловимо похожи не только чертами, но и выражением лиц, как дети одной матери. В них чувствовалась хорошо сплоченная воля, они были умны, по-видимому, хорошо образованны и чем-то остро неприятны отцу Гурию. Проходя мимо, он опускал глаза, слушая обрывки громких разговоров, словно они уже весь мир поделили между собой. Одно из таких лиц, крупно вырезанное, жестко сжатое, теперь старательно избегало взгляда отца Гурия. Оглянувшись на монаха, парень с головой ушел в созерцание журналов за стеклами киоска. Отец Гурий подхватил рюкзак и, сутулясь, прячась за спины, бочком двинулся к выходу. Еще оставалась надежда, что его недобрый спутник – просто случайный вокзальный сиделец. Да, похоже, так оно и было. Отец Гурий облегченно вздохнул и выбрался на пустой, заплеванный табачной жижей перрон. Он уже собирался сделать несколько кругов по площади, чтобы окончательно оторваться от слежки, но сильный рывок развернул его лицом к вокзальному тамбуру, резкий удар по левой щеке ослепил розовым, разлившимся в глазах светом. Теряя сознание, отец Гурий чувствовал, как нападавший свирепо дергает и выкручивает лямки рюкзака из его онемевших пальцев. Рука запуталась, и тело, вероятно, еще некоторое время бесчувственно волочилось за грабителем. Он не слышал длинных милицейских свистков и стука форменных сапог по бетонному перекрытию. Он очнулся лишь тогда, когда его голову бережно приподняли с асфальта и подложили под затылок мягкое и теплое. Кто-то бережным прикосновением отер солоноватую сочащуюся сукровицу с его крыльев носа и губ.